Иван Миронов - Плохая шутка

Денис задержал дыхание, ожидая от собеседника Анку («Бог, это Бог! Во мне Бог») жесткой ответной реакции на подобный выпад, но голос Всевышнего ни на секунду не зашел за границы мягкого и непоколебимого спокойствия:

– Нет, тебе надлежало раскаяться в своей ненависти и себялюбии. И тогда было бы совершенно не важно, какую жертву ты бы мне преподнес. Около меня найдется место всем, кто выбрался из болота самовлюбленности к свету любви к ближнему.

Каин, внезапно лишившись сил, как будто уменьшился в размерах. Он, как и несколько секунд назад, смотрел сверху вниз в глаза того, кто сейчас находился в Денисе, но теперь жуткое изнеможение отразилась в каждой его черточке. Лицо, вновь возникшее на месте черепа, осунулось, щеки – ввалились, глаза спрятались в глазницах. Руки беспомощно повисли вдоль тела. Вся ярость, ненависть ушли, осталась только нечеловеческая усталость. Денис на несколько секунд проникся жалостью к этому существу – то ли человеку, то ли нет. Он видел теперь перед собой настоящего Каина – несчастного, обреченного на тысячелетия одиночества, к которому так и не привык, имеющего в своей бесконечной жизни лишь одно удовлетворение – иллюзию управления человеческими жизнями.

Денис понял (он не мог объяснить, откуда приходило знание, оно просто рождалось в нем), что Каин был лишь исполнителем воли того, кого он называл Всевышним. Все слова Анку по поводу справедливости были очередной ложью. Ложь заключалась не в том, что отнимание жизни было справедливым – тут Анку говорил правду, а в том, что эта самая справедливость зависела от Анку. Тот лишь исполнял волю Всевышнего, как Денис, в свою очередь, исполнял волю Смерти. И все угрозы Анкудинова теперь казались всего лишь пустым словоблудием. Анку ничего не мог сделать Лане просто потому, что не имел на это полномочий.

«Дешевые понты, не более того», – удовлетворенно подумал он.

Каин открыл рот, затем закрыл его, вновь распахнул. Он силился что-то сказать, но пока не мог. Слова рождались тяжело. Наконец тихо и беспомощно он произнес:

– Отпусти меня.

Всевышний молчал.

– Отпусти меня, Творец. Я оплатил свои грехи в полной мере. Я уже тысячи раз пожалел о содеянном. Отпусти меня в пустоту. Я больше не могу этого терпеть. Я получил свое наказание.

Каин продолжал говорить одно и то же, неразборчиво шевеля тонкими губами. В конце концов, он остановился на середине слова и просто смотрел в глаза собеседнику.

– Нет.

Короткое слово, раздавшееся со всех концов этого маленького мирка, из каждой точки, прозвучало мягко, почти сочувствующе. Но сказанное, оно моментально стало законом – Денис это почувствовал. Взгляд Анку потух окончательно, и тот, закрыв глаза, опустил голову так, что его лицо невозможно было рассмотреть.

Денис, сидя в уголке своего сознания, попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось. Всевышний еще не отдал ему его тело. У Творца еще оставалось что сказать беспомощному Каину.

Голос, раздавшийся из уст Дениса, поразил отцовской мягкостью и в то же время суровостью.

– Я буду ждать, когда ты придешь ко мне со склоненной головой, а не с хитрым трюком в рукаве, и тогда возле меня найдется место и для тебя, Каин.

Анку в последний раз посмотрел в глаза Творца, не ожидая отмены приговора, и повернулся в сторону озера, которое уже виднелось за стволами деревьев. В этот момент с Денисом начало происходить что-то еще более странное. Сначала он понял, что вернулся в свое тело: чуть онемевшие пальцы сжимались, задеревеневшие мышц рук слушались, веки шевелились. Это ощущение оказалось удивительно приятным – словно Денис вернулся в родной дом, где тапочки всегда стоят в нужном углу, на кухне всегда тот же самый стол, а ковер в гостиной всегда одинаково щекочет босые ноги. Затем приятное чувство сменилось жутким ощущением – в него словно воткнули огромный шприц и стали высасывать что-то очень важное и родное, оставляя на своем месте вакуум. В глазах потемнело. Ему до ужаса не хотелось отпускать то, чего его лишали, – он боялся появляющейся пустоты. В какой-то момент он не смог сдерживаться и закричал. Закричал от страха, от внутренней, душевной, боли и от бессилия остановить то, что происходит.

Каин медленно пошел к озеру, но Денис этого уже не видел. Он витал в темноте, потерянный и испуганный, пытаясь в панике найти выход отсюда. Он не боялся того, что может прятаться в этой темноте, он страшился того, что здесь никогда и ничего не будет. Уж не та ли это «пустота», которой так жаждал Каин (или Анку, или Анкудинов, или Бог его знает как еще)?