Иван Миронов - Плохая шутка

Денис отвел глаза от картины и прошел в коридор.

– И еще кое-что, – произнес за спиной Анку.

Уже протягивая руку к входной двери, Денис замер. Обернулся.

Фигура Анкудинова в узком коридоре казалась выше. Древние глаза смотрели на него испытывающее, словно Анку ждал, что нервы Дениса сдадут и тот забьется в истерике. Но Денис был спокоен, повторяя в голове слово «обида», словно оно могло как-то ему помочь. Он лишь, не выдержав взгляда Смерти, опустил глаза.

Константин Андреевич будто бы только этого и дожидался.

– Тебе следует помнить…

Денис, не поднимая глаз, изучал черные туфли на ногах Анкудинова. Краем сознания он отметил, что долгое путешествие по мертвому лесу нисколько не уменьшило блеск на носах. Словно бы в том стерильном мирке совсем не было пыли и грязи.

– …что, хотя я человек довольно уравновешенный…

Денис обратил внимание на насквозь лживое утверждение (по его мнению, Анку не отличался ни уравновешенностью, ни человечностью), но предпочел промолчать, и, в свете того, что затем произнес Анку, решение оказалось верным.

– …иногда я перестаю себя сдерживать. Особенно, когда молодые люди вроде тебя перестают проявлять учтивость к старшим. А уж я намного тебя старше, можешь поверить.

Денис поднял голову.

Анку широко улыбнулся, но при этом Денис все же заметил, что уголки губ зло подергиваются.

– Я не очень люблю демонстрировать силу…

Вновь ложь.

– …но если это требуется для исполнения договоренностей, я колебаться не буду. И, напомню еще раз, твою даму сердца тоже не минет чаша моего справедливого гнева.

Денис почувствовал, что в пафосной речи Анкудинова вновь появились издевательские нотки, сменившие злость. Константин Андреевич явно пришел в себя, показывая Денису, кто хозяин положения.

– Благородство, как и всякая мораль, для меня пустой звук. Так что не обессудь.

Через пять минут, двигаясь ко входу на станцию метро «Кропоткинская», где он должен был встретиться с Ланой, Денис на ходу снял с плеча рюкзак, посмотрел секунду на письма в левой руке и засунул всю стопку в кармашек. Затем достал ручку и маленький потрепанный блокнотик на пружинке и сделал в нем короткую запись, не опуская глаз на бумагу и не сбавляя хода.

Лана перестала считать выкуренные сигареты к трем часам ночи. Она злилась, она беспокоилась, она паниковала. Она набирала номер Дениса бесчисленное количество раз, но в ответ слышала только «Номер абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Раз за разом не находила себе места: то пыталась остановиться и расслабиться, то начинала ходить по пятачку перед входом на «Кропоткинскую», нервно затягиваясь сигаретным дымом.

Ночь уже намекала на то, что осень вступала в свои права. Воздух наполнился прохладой, пока еще не промозглой, но уже неприятной. Ветер, гоняющий бумажки по полукруглой площадке перед станцией, заставлял ежиться. Воскресный дождь, под который она с Виктором попала при их знакомстве, смыл летнее тепло и освободил дорогу для набирающего силы холода.

Небольшой торговый ряд, возле которого она с Денисом сидела и болтала неделю назад (хотя ей казалось, что с тех пор прошел месяц-другой), смотрел на нее темными окнами. Единственное светлое пятно – круглосуточный магазинчик, где Денис покупал сигареты. Этот свет разбавлял немного жутковатую обстановку практически безлюдной площадки возле метро. По крайней мере, он казался сейчас Лане неким островком цивилизации, хоть эта самая «цивилизация» и состояла из продавцов да подвыпивших и желающих выпить еще ночных гуляк.

С другой же стороны площади все выглядело совершенно по-другому: там, за огромным перекрестком, возвышался храм Христа Спасителя, ярко освещенный со всех сторон. Лане даже казалось, что сияние десятков фонарей на той стороне дороги делали еще более темной эту сторону.

Глядя на храм, Лана вспомнила разговор недельной давности. Той ночью не было этой мрачности. Может быть, потому, что тогда она только познакомилась с Денисом и все выглядело довольно забавно. А может быть, потому, что она еще не знала, кто такой Анку. А, скорее всего, и то, и другое. Они болтали, а, точнее сказать, перебрасывались словами, пустыми, ничего не значащими, но в то же время непринужденными и уютными.

«Бассейн смотрелся бы лучше», – сказал тогда Денис про храм. Причем довольно резко, словно его это задевало за живое. Так же резко, как и в ту жуткую ночь, с субботы на воскресенье. Тогда, за несколько минут до того, как они (нет, она!) решили поиграть с Анку, еще не зная, чем это закончится, Денис говорил не про храм. Она спросила его о его родителях. Лана помнила, что отметила его ответ, но тогда решила не торопить события.