Уильям Лэндей - Защищая Джейкоба

Мы все еще улыбались, когда вышли на открытый пятачок перед кассовой зоной в передней части магазина. Сюда стекались все покупатели из проходов, выстраиваясь в очереди к кассам. Мы пристроились в конец короткой очереди, где, кроме нас, была всего пара человек. Лори стояла, положив руку на ручку тележки. Я стоял рядом с ней. Джейкоб – позади нас.

Дэн Рифкин подвез свою тележку к соседней кассе. Нас отделяли друг от друга шагов пять, если не меньше. Солнцезащитные очки он поднял на макушку, примяв ими волосы. На нем были тщательно отутюженные шорты из твила и футболка поло, аккуратно заправленная внутрь. Ремень брезентовый, с вышитыми якорьками. На ногах – мокасины на босу ногу на тонкой подошве. Мне всегда казалось, что такой расслабленный стиль завсегдатая загородного клуба на взрослых мужчинах смотрится смешно. Человек от природы чопорный нередко выглядит странно, когда пытается одеться в неформальном стиле, как и раздолбай, вырядившийся в строгий костюм. Дэн Рифкин определенно не относился к тому сорту мужчин, которые в шортах выглядят органично.

Я повернулся к нему спиной и прошептал Лори, что он рядом с нами.

Она прикрыла рот ладонью:

– Где?

– Прямо за мной. Не смотри.

Она, разумеется, уставилась на него во все глаза.

Я развернулся и обнаружил, что к Рифкину подошла его жена Джоан. В ее облике тоже, как и у ее мужа, сквозила какая-то кукольная миниатюрность. Она была невысокого роста, худенькая и миловидная, пепельно-светлые волосы подстрижены под «пикси». Судя по всему, когда-то Джоан была очень красива – потому что в ее манере держаться до сих пор проскальзывала подчеркнутая живость женщины, знающей, что она хороша, и умеющей этим пользоваться, – но теперь она увядала. Лицо осунулось, отчего глаза стали казаться слегка вытаращенными – от возраста, от переживаний, от горя. За эти годы, до того как все произошло, мы с ней сталкивались несколько раз; она ни разу не вспомнила, кто я такой.

Теперь эти двое в упор смотрели на нас. Дэн был неподвижен, точно изваяние. Ключи от машины, висевшие на его согнутом указательном пальце, даже не вздрагивали. Смятение, изумление, или что уж там он испытывал, практически никак не отражалось на его лице.

Лицо Джоан было более подвижным. Она метала молнии, оскорбленная нашим присутствием здесь. Не надо было даже ничего говорить. Арифметика свидетельствовала сама за себя. Нас было трое, а их двое. Наш сын был при нас, а их на кладбище. Один жив, а другой мертв. Сам факт того, что Джейкоб продолжал топтать землю, видимо, уже казался им кощунственным.

Все это было так мучительно очевидно и так неловко, что все мы пятеро некоторое время стояли столбом, глядя друг на друга, в суете супермаркета.

– Пойди-ка посиди в машине, – велел я Джейкобу.

– О’кей.

Он двинулся прочь.

Рифкины продолжали сверлить нас взглядами.

Я для себя мгновенно принял решение не вступать с ними в разговор, если только они не сделают это первыми. В такой ситуации было просто невозможно сказать ничего такого, что не прозвучало бы бессердечно, бестактно или провокационно.

Но Лори хотелось объясниться. Ее желание подойти к ним было прямо-таки осязаемым. Она удерживалась с огромным трудом. Безоглядная вера моей жены в слова и человеческое общение казалась мне трогательной и почти наивной. В ее понимании практически не существовало проблемы, которую нельзя было бы смягчить разговором. Более того, она искренне верила, что это уголовное дело – наша общая беда, что наша семья – тоже пострадавшие, что видеть, как твоего сына ошибочно обвиняют в убийстве, как ни за что ни про что рушится его жизнь, – это тоже тяжело. Трагическая гибель Бена Рифкина не делала менее трагическими преследования, которым подвергался Джейкоб. Вряд ли Лори намеревалась высказать вслух что-то из этого – у нее была слишком хорошо развита эмпатия. Думаю, она просто хотела каким-то образом выразить свое сочувствие, проявить участие, предложить им обычную банальность вроде «очень сочувствую вашему горю» или чего-нибудь в этом роде.

– Я… – начала она.

– Лори, – оборвал ее я, – иди-ка ты в машину к Джейкобу. Я сам расплачусь.

Мне даже в голову не пришло просто взять и уйти. Мы имели право здесь находиться. Уж купить себе еды мы имели полное право.

Лори двинулась мимо меня навстречу Джоан Рифкин. Я сделал было вялую попытку перехватить ее, но если уж моя жена решала что-то сделать, остановить ее было решительно невозможно. Она была упрямой как мул. Милой, эмпатичной, блестящей, чувствительной, хорошенькой женщиной, но при этом упрямой как мул.