Джей Баркер - Четвертая обезьяна

— Мама!

Что-то еще задело ее ногу, и она, резко отдернувшись, ударилась головой о край каталки. Пожалуйста, не надо! Только не крысы! Они наверняка хорошо видят в темноте. Эмори представила себе зверька, который затаился в углу и смотрит на нее, оскалив пасть. Из пасти капает слюна — наверняка заразная…

«Не люблю все время говорить о плохом, но вынуждена задать тебе вопрос. Чем, скорее всего, будет питаться крыса, запертая в цементном мешке вместе с голой девочкой?»

Эмори застонала и на секунду услышала свой стон. Потом гитарные риффы заглушили все остальные звуки.

«Я знаю, крысы в еде непривередливы; они благодарны за любую предложенную им еду. Наверное, нежная юная девушка придется им по вкусу. Ты со мной согласна? По сравнению со старым иссохшим бомжом ты для них — как нежная мраморная говядина».

Эмори снова вгляделась в окружавший ее мрак. Она чувствовала, как крыса следит за ней, но сама не видела ее.

«Интересно, умеют ли они лазать».

Каталка заскрипела, когда Эмори сдвинулась на середину.

«Наверное, если их много, они способны построить крысиную пирамиду и взобраться наверх друг по другу. Они изобретательные твари. Мне говорили, что иногда они нарочно кусают жертву в щеку, чтобы та открыла глаза и они могли выгрызть их из глазниц. Для них это хорошая приманка. Они коварны. Да, эти мелкие твари очень коварны!»

— Нет там никакой крысы, — вслух сказала Эмори. — Как крыса сюда попадет?

«Ага, в том-то и загвоздка. Хотя… он ведь как-то поместил сюда тебя. Может, он и крысу подбросил… или двух, или трех. В конце концов, он отрезает части тела и рассылает их родственникам жертвы; его способ развлекаться можно назвать в лучшем случае сомнительным. Скорее всего, у него не все дома».

У Эмори чаще забилось сердце; пульс глухо стучал в изуродованном ухе.

В очередной раз, когда крыса пробегала мимо, она отчетливо разглядела ее, пусть всего на миг. Потом упитанный грызун скрылся во мраке.

Я поднимался по ступенькам медленно, как улитка, соображая на ходу и пытаясь сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Главное — не пускать ее к нам в дом, тем более — не дать спуститься в подвал.

Выйдя на кухню, я увидел, что она сидит за столом. Похоже, пока меня не было, она снова плакала. Вытирала глаза мокрой салфеткой и отщипывала куски булки.

Переступив порог, я закрыл за собой дверь в подвал. Летом рама разбухала; мне пришлось с силой дернуть ручку, чтобы дверь закрылась плотно.

Я сел за стол, не сводя взгляда с остывшего рагу.

— Там что-то случилось с котлом, и мама помогает отцу его чинить.

Я говорил тихо, так тихо, что едва слышал себя. Я придумал не самую лучшую ложь, но решил, что и так сойдет; ничего другого в голову все равно не приходило. Потом я поднял глаза и посмотрел на ее усталое лицо.

Миссис Картер тоже посмотрела на меня. Хотя я отсутствовал лишь несколько минут, мне показалось, что синяки у нее под глазами еще больше потемнели, а щека еще больше распухла. Как может мужчина сделать такое с женщиной, которую он любит, как может он причинить ей такую боль? Она дергала коленом под столом, а когда заговорила, голос у нее был слабым, далеким:

— Он ведь умер, да?

Она скорее утверждала, а не спрашивала, и говорила без всяких эмоций.

— Они там чинят котел, — повторил я. — Котел у нас старый и часто выходит из строя.

Она покачала головой и вздохнула:

— Можешь сказать мне правду, ничего страшного.

Отец просил меня разобраться с ней. Он хотел, чтобы я решил головоломку. Если я ей скажу, им придется и ее убить? Если она должна умереть, то умрет ли она по моей вине?

Но ведь она должна была узнать; она имела право знать. Как она поступит, если я сейчас промолчу? Уйдет домой и вызовет полицию? А потом, еще хуже, скажет полицейским, что мистер Картер пошел к нам и больше не возвращался? Я должен был ей сказать.

— Он хотел сделать маме больно. Она защищалась. Никто не имеет права обвинять ее за это.

Она снова вздохнула и скомкала в руке мокрую салфетку.

— Да. Наверное.

— Давайте я отведу вас домой, — сказал я ей.

Миссис Картер вытерла нос тыльной стороной ладони.

— А как… что они сделали с… господи, неужели он правда умер?

Она снова разрыдалась. Ее поведение озадачивает меня даже сейчас, хотя с тех пор прошло много лет. Иногда кажется, что у женщин нескончаемый запас слез; они так легко плачут по любому поводу — и не просто плачут, рыдают. У мужчин все по-другому. Мужчины плачут редко, во всяком случае от эмоций. У них слезы появляются скорее от боли. Женщины замечательно справляются с болью, но не с эмоциями. Мужчины справляются с эмоциями, но не с болью. Различия иногда очень тонки, и тем не менее они есть.