Дуглас Престон - Обсидиановая комната

Подключив ноутбук, спрятанный за одной из деревянных панелей, Пендергаст зашел на защищенный сайт нью-йоркской полиции и, выйдя на дактилоскопическую базу данных, вывел на экран несколько отпечатков Диогена, которые он отобрал, когда его брат разыскивался за похищение человека и кражу бриллианта, известного как «Сердце Люцифера».

Выведя на экран отпечатки Диогена, он достал комплект криминалиста и с помощью порошка и клейкой ленты снял отпечатки с нотного листа и сборника стихов Катулла. Он получил два разных набора отпечатков. Один из них принадлежал Диогену.

Отпечатков Констанс Грин в базе не было, ни в официальной базе, ни в каких-либо других. Пендергаст взялся за щетку для волос, он снял отпечатки – на ней присутствовал только один набор – и исследовал их, сравнивая со вторым набором на нотном листе и книге стихов. Отпечатки совпали. Это доказывало, что именно Диоген, и никто другой, обхаживал Констанс, пока Пендергаст был пленником на борту судна наркоконтрабандистов.

Оставался еще один тест. Но Пендергаст боялся его проводить.

Он долго сидел в темной библиотеке. Наконец он снова вошел в базу данных нью-йоркской полиции и открыл отпечатки, снятые криминалистами с осколков вазы династии Мин, разбитой о череп д’Агосты.

Он хорошо помнил эту вазу, редкую и хрупкую. Удар ею мог оглушить человека, но не убить. По фотографиям полиции было ясно, что ваза – кромка, шейка, ручка, изящный корпус – разлетелась на множество осколков. Только одна часть оставалась цельной – ножка.

Пендергаст изучил отпечатки, найденные на ножке. Там обнаружилось много отпечатков, но один из них накладывался на все остальные, а размещение этих отпечатков указывало, что последний человек, бравший вазу, держал ее по-особому – использовал как оружие.

Отпечатки принадлежали Констанс.

Пальцы Пендергаста соскользнули с клавиатуры, по его телу прошла дрожь. Констанс принимала ухаживания его брата. Зная о Диогене все, что знала она, и невзирая на сложную историю их взаимоотношений, она тем не менее сдалась и ушла с ним. Д’Агоста помешал их отъезду, и она ударила его вазой по голове, что дало им возможность уйти.

Пендергаста захлестнули незнакомые эмоции: паника, смятение, ужас и – в основе всего – отвратительное ощущение ревности. Он должен предпринять что-то, немедленно. Но что? Чем занимается Констанс в данный момент? Жива ли она еще? В его сознание вторгались сцены, жуткие сцены. Что, если прямо сейчас – не дай бог – она с его братом? Его мысли вернулись к неожиданному конфликту, возникшему между ним и Констанс в его номере отеля в Эксмуте. Неужели его неловкое поведение в тот интимный момент каким-то образом бросило ее в объятия его ненавистного брата?

Обуреваемый чувствами, Пендергаст схватил себя за волосы и испустил крик – крик боли, стыда, бессильной ярости… и всеподавляющего самобичевания. Что бы ни произошло в этом доме за время его отсутствия, одно казалось ясным. Он сам, по крайней мере отчасти, несет ответственность за случившееся.

Теперь у него не было иного выбора, кроме как вручить судьбу Проктора Миму. Сам же он должен заняться поисками Констанс, а когда он найдет ее, то наверняка найдет и своего брата.

И тогда он сделает так, чтобы эта их встреча стала последней.

В течение многих лет Диоген Пендергаст скрупулезно поддерживал в себе четыре различные и полностью реализованные фальшивые личности. В некотором роде они стали для него реальными, позволяя становиться другим человеком, способным проявлять различные аспекты его многогранной индивидуальности. Способность перевоплощения стала для него неким спусковым клапаном, отдыхом от его собственного измученного и разностороннего «я».

Эти личности забавлялись, занимая себя махинациями, изобретениями и наблюдением. Создание новой своей ипостаси в этот цифровой век иногда оказывалось делом нелегким, но, если уж ты брался за эту задачу, оставлять цифровые следы было нетрудно. Однако это требовало кое-чего большего, чем компьютерная работа: это требовало его физического присутствия. Для того чтобы его двойники оставались людьми современными и занятыми, вели заметный другим и продуктивный образ жизни без подозрительных отлучек, требовалась масса времени. Это, а также обустройство Идиллии, составляло львиную долю его интересов и времяпрепровождения. Две его ипостаси были «припаркованы» (за неимением лучшего слова) в Соединенных Штатах, еще одна – в Восточной Европе, где легче было сохранять анонимность. Последней ипостаси он недавно позволил уйти в спячку, поскольку нужда в ней отпала.