Дуглас Престон - Обсидиановая комната

Одеться именно так предложил ей Диоген, когда они зарегистрировались в отеле. Он выбрал это место – Оушн-драйв, самое сердце этого квартала в стиле ар-деко на южном берегу, – потому что здесь было проще всего, оставаясь на виду, скрыться в толпе шикарных, блестящих, занятых собой людей. И выбрал этот отель не только из-за его элегантности и комфорта (это был старый отель «Оружие Вандербильта», переделанный, как и большинство отелей на Оушн-драйв, под «стримлайн модерн», хотя, слава богу, с известной степенью сдержанности), но главным образом из-за его масштабов. Только что прибыл круизный лайнер, наполненный немецкими туристами, и теперь внимание сотрудников отеля было целиком отдано им. Диоген хотел снять пентхаус, который занимал целиком верхний этаж отеля, имел четыре спальни, рояль длиной семь футов и панорамный бассейн, но в конечном счете решил, что это может привлечь внимание. Поэтому он остановился на одном из десятка люксовых президентских номеров с тремя спальнями, душем с дождевой насадкой, бельем от «Фретте» и кедровыми саунами. Это казалось ему хорошей пересадочной станцией между комнатами Констанс на Риверсайд-драйв и преуменьшенной им в рассказе роскошью Идиллии.

Перелет до Майами первым классом прошел без неожиданностей. Благодаря железной, неоспоримой подлинности личности по имени Петру Лупей «пробивать» его данные перед полетом не понадобилось. Все шло в соответствии с планом, и все же, поглядывая на Констанс, Диоген чувствовал озабоченность. Увидеть выражение ее лица под шляпой и за очками от «Булгари» было невозможно, но ее неподвижность и то, как она замерла, устремив взгляд в океан, не прикоснувшись к лаймовому соку, вызвало в его памяти непроницаемую неподвижность, какую он видел во время ее сборов на Риверсайд-драйв.

Глядя на нее, он думал, стоило ли оставаться здесь, пока он будет извлекать конский хвост. После страшного, нищенского детства Констанс жила затворницей, не выходя за пределы особняка на Риверсайд-драйв. Даже когда брат Диогена взял ее под свое крыло, она почти не выходила в мир – бывала только в нескольких местах в Нью-Йорке, Италии, Англии, Новом Орлеане, в береговой части Массачусетса. Аляповатый Оушн-драйв (весь этот ретрошик неона и ар-деко, пропитанный нарциссизмом) был, вероятно, еще более экстравагантен, чем Лас-Вегас. Прятаться при свете дня в столь гламурной атмосфере было частью плана прикрытия, разработанного Диогеном. Но теперь он спрашивал себя, не сыграет ли такой культурный шок, пришедшийся на время резких перемен в жизни Констанс, совсем не ту роль, на какую он рассчитывал.

Констанс глотнула лаймового сока.

– Констанс, – мягко произнес Диоген.

Она повернулась к нему.

– Ты не могла бы зайти на минуту? Я подумал, что неплохо было бы посвятить тебя в те планы, которые я составил на следующие несколько дней.

Чуть помедлив, Констанс поднялась. Похоже, у нее закружилась голова, потому что она ухватилась рукой за шезлонг, прежде чем направиться в гостиную. Сев на мягкий диван, она сняла шляпу, расправила поля и повесила шляпу на подлокотник дивана, потом сняла очки.

Диоген был потрясен. В помещении, вдали от ослепительного солнца, ее лицо казалось бледным и осунувшимся, под глазами залегли темные круги. Что это – последствия перелета или потрясение оттого, что она покинула особняк, который столько лет был ее домом? Нет, эти изменения были системными, а не эмоциональными. Возможно ли, что теперь, когда она сама заметила в себе физические изменения, вызванные недостатками эликсира Ленга, ее организм перестал сопротивляться вредному воздействию эликсира? При взгляде на нее боль и сочувствие смешивались в нем с любовью.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Диоген, не успев подумать, как она воспримет его слова.

Констанс махнула рукой:

– Голова немного болит. Это пройдет.

Он сел напротив:

– Послушай, что будет дальше. Люциус Гэри должен умереть завтра в девять утра в тюрьме штата Флорида в Пахоки, милях в девяноста отсюда. Ордер на казнь подписан и не может быть отозван. Я подменю патологоанатома, который в последнюю минуту окажется нездоровым, – ничего серьезного, уверяю тебя, но исполнять свои обязанности он не сможет. Часам к десяти тело будет доставлено в офис коронера. Я немедленно извлеку конский хвост и обеспечу его сохранность. Потом обследую тело, как того требует закон. Мне придется составить отчет и выполнить всю бумажную работу для передачи тела ближайшему родственнику. Разрез, который я сделаю в нижней части поясницы, будет маленьким, а в моем отчете будет дано медицинское обоснование этого. Никому ничего и в голову не придет. Все будет сделано в соответствии с инструкциями. Мои полномочия и принадлежность к профессии выдержат все проверки.