Дуглас Престон - Обсидиановая комната

– И это приводит меня к следующему вопросу, жизненно важному для понимания нашей связи: ты – мать моего сына.

В полной тишине она прыгнула вперед и вонзила стилет… в пустоту воздуха.

– Ах, Констанс. Это печалит меня. Но я тебя не виню.

Замерев, Констанс вслушалась в темноту. Голос переместился. Диоген каким-то образом предвидел ее действия. А может, его и не было так близко? Отзвуки эха в каменной комнате с ее многочисленными дверями и вентиляционными шахтами – и в сочетании с его низким, мягким голосом – не позволяли ей быть в чем-то уверенной.

– Понимаешь, Констанс, я убежден, что ты единственное человеческое существо, которое в глубине души готово разделить мой собственный необычный взгляд на жизнь. Давай посмотрим правде в лицо: мы – изгои. Мы мизантропы, сделанные из одного материала.

Констанс потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл слов, сказанных Диогеном. А когда она поняла, ее пальцы крепче сжали рукоятку стилета.

– В этом суть, – продолжал Диоген. – Я был слеп; я не видел. Теперь вижу. Мы похожи во многом, очень во многом. А во многом ты превосходишь меня. И разве удивительно, что мое почтение к тебе только выросло?

Несколько мгновений она думала, что Диоген скажет что-то еще. Но теперь чернота вокруг нее наполнялась одной лишь тишиной – тишиной, которая длилась и длилась. Наконец Констанс сама нарушила ее:

– Что ты сделал с миссис Траск?

– Ничего. Она остается в Олбани рядом с сестрой, которой для выздоровления понадобилось больше времени, чем предполагалось. Не переживай за нее, там ничего серьезного. И у миссис Траск легко на душе – она получила заверения, что о тебе тут хорошо заботятся.

– Заботятся? Проктор, по-видимому. Думаю, ты его убил.

– Проктора? Нет, он жив. Но в настоящий момент очень занят – совершает неожиданное путешествие по пустыне Калахари.

По пустыне? Неужели он говорит правду? Проктор ни за что не оставил бы дом без защиты, пока она здесь. Столько слов, вызывающих у нее шок… слов, в которые невозможно поверить.

– Значит, тебе нужен мой сын.

– Констанс, – укоризненно проговорил Диоген, – как ты можешь говорить такие вещи? Да, это правда, у меня были… проблемы с братом. Но неужели ты думаешь, что я мог бы повредить собственному ребенку?

– Ты не отец ему.

– Это так. Но я надеюсь, все изменится. Ты видела танка, сделанную по моему заказу. Кстати, я побывал в Индии, чтобы убедиться, что за нашим ребенком хороший уход. Уход хороший. Он удивительный мальчик. – (Пауза.) – Чего и следовало ожидать от нашего отпрыска.

– Нашего отпрыска? Когда-то ты использовал более грубые слова для описания наших отношений.

Новая пауза.

– С какими душевными муками я вспоминаю мое непростительное поведение! Загляни под сиденье табурета для клавесина – ты увидишь там знак моих истинных чувств.

Констанс помедлила секунду, потом решительно включила фонарик и огляделась. Хотя голос казался близким, его обладателя нигде не было видно.

– Табурет, моя дорогая.

Она подняла сиденье. Внутри была фотография, скрепленная с какими-то бумагами. Констанс вытащила их и внимательно осмотрела.

– Фотография сделана пять недель назад, – прозвучал бестелесный голос. – Кажется, он вполне счастлив.

Констанс глядела на фотографию, и ее рука с фонариком слегка подрагивала. Вне всяких сомнений, это была фотография ее сына: облаченный в длинное шелковое одеяние, он держался за руку Цзеринга. Они стояли под аркой в обрамлении пробковых деревьев. Мальчик смотрел куда-то вдаль с безупречной серьезностью одаренного трехлетнего ребенка. Глядя на фотографию, Констанс неожиданно почувствовала, что ее переполняют одиночество и тоска.

Она взглянула на прикрепленный к фотографии листок. Это оказалась записка от опекунов ее сына в монастыре, адресованная ей и подтверждающая, что мальчик в безопасности и чувствует себя хорошо. И подает большие надежды. Письмо было запечатано специальной печатью, подтверждающей, что Диоген и в самом деле побывал там, а письмо подлинное. Каким образом Диоген сумел добиться посещения мальчика у таких скрытых и осторожных монахов, трудно было даже вообразить.

Констанс положила фотографию и письмо на клавесин и выключила фонарик, позволив темноте вернуться. Она не могла допустить, чтобы этот отвратительный человек играл ее чувствами.

– Ты был там, – сказала она. – В Эксмуте. Ты следил за нами.

– Да, – ответил Диоген. – Это правда. Я был там с Флавией, моей, так сказать, помощницей. Ты, несомненно, ее видела: молодая официантка в ресторане «Капитан Гуль», которая работала на неполную ставку и подрабатывала в магазине чая и всякой мелочи «Вкус Эксмута».