Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

«Нельзя отворачиваться от преступника, — думал на ходу Токарев, стараясь поднять себе настроение. — Отвернулся — и чуть без ушей не остался. Объел бы он мне уши, как Тайсон Холифилду, то-то смеху было бы».

Но все-таки ему было мерзко. Правильно ли он сделал, что обманул Баженова? Безусловно — да. Иначе и быть не могло. Показания нужны позарез, а деньги, или что там в шкатулке, отдать жене преступника невозможно. Отдашь — потом скажут, что вступил в сговор, взял себе часть. Нет, так не делается.

В кабинете он, не включая свет, согрел чайник, сделал себе крепкий сладкий кофе. Луч уличного фонаря тускло освещал часть помещения. На сейфе блестела кружка Солнцева, которую никто не решался тронуть. «Надо будет завтра почистить содой и передать Зайцеву, — решил он. — Хороший парень, пусть пользуется. Вроде как Алексей Николаевич с нами». Ему стало грустно.

Кипяток обжигал горло, боль приносила некоторое душевное облегчение. Токарев запрокинул голову на высокую спинку кресла и закрыл глаза. Попытался мысленно окинуть проделанную работу, вспомнить людей, проходивших по делу, наметить ближайшие мероприятия, но не смог, не было сил. Его колотило от крайнего напряжения этого бесконечного допроса, от пережитого нападения. Он невероятно устал и вместе с тем ощущал нездоровую, лихорадочную бодрость, от которой, кажется, никогда не избавишься. Что-то внутри само решало, о чем думать, о чем нет. Мысли упорно возвращались к Баженову.

«Должно быть, он уже в камере, — представилось Токареву. — Очухался, сидит на шконке, зажав голову руками. Страшно представить, о чем он думает! Раздавленный человек, будто на самой вершине тонкой, как игла, высокой скалы. В полном, вечном одиночестве. Зияющая бездонная пропасть вокруг. Черная глубина отчаяния и горя. Никто не придет на помощь. Он проклят родными, которых любил, родными тех, кто пострадал от него. Вся дальнейшая жизнь — сплошной вой отчаяния и скрежет зубов. И ничего нельзя изменить! Самое страшное, что ничего нельзя изменить. Поздно сожалеть о выбранном когда-то легком пути наживы. Впереди ад, который будет кипеть снаружи и внутри. А ведь все могло быть иначе! Что бы он ни сделал, его все равно мучительно жаль. Единственное, что может спасти несчастного, — смерть, ледяное забвение. Или все-таки и у него есть надежда? Должна быть, не смотря на все горе, что он принес людям. Все равно обязательно должна быть надежда! Иначе нельзя жить — тупик. Дурацкий Свекольников со своими проповедями!»

Дверь кабинета тихо отворилась, вошел Шаров.

— Ты здесь? — удивился он. — Мне Кривицкий сказал, а я не поверил. Чего домой-то не едешь?

— Сейчас поеду. Решил кофе попить, совсем в горле пересохло.

— Да, ночка выдалась! Мне рассказали, как тебя чуть не покусал наш задержанный.

— Сам виноват, бдительность потерял, — Токарев решительно поднялся. — Пойду.

— Николай Иванович, а откуда ты вдруг столько денег достал? — в темноте вопрос Шарова прозвучал двусмысленно.

«Выкрутил из Вадима Сысоева по ходу расследования кражи колес, — подумал Николай Иванович. — Сами просили ускорить, усилить, проявить выдумку». Пакет, содержащий двести шестьдесят тысяч рублей красными купюрами, с момента появления в бардачке «шестерки» следователя стал причиной тягостных размышлений. Как будто он совершил пакость, но до конца не уверен — может быть, это не он совершил или это не пакость вовсе. До самого момента использования денег в допросе Баженова он и не прикасался к пакету.

— Вы же мне премию выписали! — с иронией ответил Токарев.

— Пять тысяч?

— Так я разменял.

Повисла пауза. Видимо, Иван Иванович не нашел подходящей встречной шутки или не посчитал нужным дальше выспрашивать.

— Ну и ладно. Домой? Правильно. Спасибо тебе, Николай Иванович, за работу. Буду ходатайствовать о представлении тебя к награде, когда дело закончим.

— Хорошо бы.

— Однако не забудь, за вашей группой числится нераскрытое ножевое. Кто занимается?

— Теперь Зайцев.

— Хорошо. Поезжай. А пока награда ищет своего героя, объявляю тебе завтра выходной. Выспись, отдохни. Так что теперь до понедельника.

Чтобы не мешать Вале спать и не тревожить детей, Николай Иванович просидел до будильника жены на кухне. По телевизору показывали бесконечный биатлон, и он смотрел, как норвежцы скользят по лыжне и стреляют из положения лежа. Запивал это зрелище чаем и вспоминал свою последнюю прогулку на лыжах, с которой, по сути, все и началось.