Рэндалл Силвис - Два дня

Ход истории изменился. И у Хьюстона теперь не было ни компьютера, ни ручки. Ни чернил, ни бумаги. «Фрикативы, – прошептал он оранжевому свету, проступавшему сквозь еловые дуги. – Аффрикативы. Дифтонги…»

Как вдруг щелчок в голове. И кадр во все поле зрения.

Хьюстон вздрогнул, отпрянул и обратил лицо к черной земле. Но ее чернота не застила ужасный кадр… Образ боли… одной сплошной боли… А потом несвязные обрывки записи. Колющий удар… колотая рана… тысячи синхронизованных лезвий. Его разум распался на множество разрозненных, нескладывающихся частей. Стал похож на огромный разобранный пазл, фрагменты которого кто-то безжалостно раскидал по всему полу пещеры. Вот кусочек голубого неба. В том кусочке уголок чьего-то глаза. А это крыло птицы? А там что… бурая трава или прядь шелковистых волос?

Сейчас-сейчас… Сейчас все пройдет… Он сможет… он избавится от этого кошмарного наваждения…

«Да очнись же ты! – снова призвал себя мысленно Хьюстон. И потряс головой с такой силой, что левый глаз пронзила боль, а из недр желудка к горлу поднялась новая волна тошноты. – Очнись ради всего святого!»

Он вспомнил, как заходил после ужина в сеть, на сайт «Таймс». И она там была! Книга «Отчаянное лето» через семь недель выхода в свет все еще занимала восьмую позицию в рейтинге! Это было в реальности. «Она лучше, чем „Зима тревоги нашей“ Стейнбека? Думаю, да!» – написал Митико Какутани.

У Хьюстона тому было и подтверждение – статья в папке в его картотеке, хранившей все газетные вырезки. Время от времени он доставал эту папку и читал вырезки с одной-единственной целью: напомнить себе, что они были реальными и что блистательный успех ему не снился. Да, они были реальными. В чернилах и бумаге из хлопчатобумажного сырья или древесной пульпы слова обретали реальность. Полную, материальную и осязаемую…

Собака говорит «Гав!».

Утка говорит «Кряк!».

А затем перед его глазами снова всплыл образ Дэви, спящего сном младенца. Хьюстон закрыл глаза и услышал его дыхание – это сладкое сопение маленькой жизни. Увидел, как поднимается и опускается его грудка. И ощутил в своей руке тяжесть ножа. Но была ли это его рука? Как такое могло случиться? «Откуда ты, кинжал, возникший в воздухе передо мною?..» Кто же это сказал? Вроде бы Макбет? Да-да, полубезумный Макбет. «Хватаю – нет тебя. Рука пуста. И все ж / глазами не перестаю я видеть / тебя, хотя не ощутил рукой. / Так, стало быть, ты – бред, кинжал / сознанья и воспаленным мозгом порожден?» [1] У. Шекспир. «Макбет» (Акт II, сцена 1). Пер. Б. Пастернака .

Так?

– Ты вправду мозгом воспаленным порожден? – спросил в голос Хьюстон. Его тело сжалось в порыве горя и напряглось, а из груди наружу вырвался сдавленный стон – такой же напряженный, как натянутая тетива, и такой же острый, как отточенная сталь.

– Господи, пожалуйста! – выдохнул в землю Хьюстон. – Пожалуйста, прошу Тебя, Господи! Позволь мне прийти в себя!

Прошлое лето, пятница, июль.

Все утро Демарко провел на слушании в суде, где он свидетельствовал по делу одного наркомана, регулярно избивавшего свою жену. Обдолбанный семейный насильник два раза выстрелил в него, потом бросил свой пистолет и пригласил сержанта в дом на чашку холодного чая. Горе-муженек клялся и божился, что не собирался убивать Демарко или кого-то еще. И сержант признал, что ближайшая из двух пуль сбила крышку с мусорного бака в шести с лишним футах от того места, где он стоял.

– Утверждаете ли вы, что ваша жизнь не подвергалась опасности? – уточнил судья.

– Моя жизнь подвергается опасности всякий раз, когда я вылезаю из постели, – ответил Демарко. – А разве у других людей иначе?

Семейный насильник был отправлен на 8-недельную реабилитацию, после которой ему предстояло отсидеть 120 дней в тюрьме за неосторожное обращение с оружием, создающее угрозу для жизни другого лица.

В начале двенадцатого Демарко вернулся в участок с двумя стаканами кофе из ближайшего магазина. Черный кофе он купил себе, а капучино со вкусом лесного ореха – начальнику участка. Зайдя, как обычно, в отдел с натянутой на лицо улыбкой, Демарко застал там совсем еще молодого сержанта, Кайла Боуэна. Он сидел за длинным столом цвета красного дерева с очень серьезным и деловым видом.

Демарко протянул ему кофе:

– Вижу, наш мальчик снова корпит за работой? Папочке можно отдохнуть?

Боуэн содрал со стакана картонную крышку и принюхался: