Андерс де ла Мотт - Конец лета

Будет ли у нее вообще работа после выходных? Даст ли долговязый Бенгт убедить себя?

Внезапный звук в глубине квартиры заставил Веронику вздрогнуть. Слабое постукивание, будто дождь по наружному подоконнику.

Она задержала дыхание. Звук повторился, Вероника услышала его отчетливее. Там кто-то был. Человек или животное. Ей показалось — она узнала это пощелкиванье. Вероника слышала его в своих страшных снах. Когти, которые царапают пол.

Вероника вскочила, натянула штаны и схватилась за ручку. Со стуком захлопнула дверь, задвинула защелку. Сердце едва не выскакивало из груди, перед глазами плясали черные точки. Она привалилась спиной к стене и съехала на пол ванной. Заставила себя дышать глубоко, медленно. Пол мелко подрагивал; за дверью кто-то ходил. Ближе, еще ближе. Веронике захотелось выключить свет, ведь у нее не было одеяла, которое можно натянуть на голову, но она сообразила, что в темноте и в замкнутом пространстве ей станет еще страшнее.

Окон в ванной не было. Единственный путь к бегству лежал через дверь, потом три метра прихожей — и ты у входной двери, за которой свобода.

Осторожные шаги остановились возле ванной. Вероника нагнулась, пытаясь заглянуть в щель под дверью. Различила темное на полу. Тень того, кто стоит за дверью.

Она не отрываясь смотрела на ручку и хлипкую латунную задвижку. Задержала дыхание. Зажмурилась.

Ничего. Вероника открыла глаза. Тень исчезла.

Не зная, откуда у нее взялись силы, Вероника дернула задвижку, рванула дверь и не оглядываясь бросилась к выходу из квартиры. За спиной слышалось тяжелое дыхание, когти или чьи-то ботинки царапали пол.

Вероника схватилась за головку замка и инстинктивно подняла плечи. Приготовилась к укусу, горячему дыханию на затылке. Вот зубы вонзаются в кожу. Или сильная рука хватает ее за локоть. Рывком тащит назад, в квартиру.

Тут входная дверь подалась, Вероника вывалилась на лестничную клетку и врезалась в мужчину в мотоциклетном шлеме и черной кожаной куртке, который ждал прямо за дверью. Рослый, он высился над ней, как великан. Вероника заорала, стала лягаться, куда-то бить. Чужие руки обхватили ее запястья, разжали кулаки; мужчина подтащил ее к себе. От запаха кожи и бензина она едва не задохнулась.

— Вера, — крикнул мужчина, но из-за шлема его слова прозвучали глухо и невнятно. — Вера, это я.

Она вдруг узнала этот голос.

Маттиас.

Моя любовь

Мы оба знаем, как это опасно, нам есть что терять. И все же мы не можем жить друг без друга. Мы словно две ночные бабочки, что летят на свет фонаря, описывают вокруг него круги, а их тонкие крылышки все больше нагреваются.

Пожрет ли нас пламя? Не знаю, да мне и все равно. Знаю только, что я не могу без тебя.

Я принадлежу тебе. Только тебе. Отныне и навеки.

Усадьба Роота находилась в конце узкого проселка, всего в нескольких метрах от опушки Северного леса. Три небольших строения располагались подковой, для защиты от ветра. Стены и крыша из грязно-бурого фиброцемента. Рассохшиеся рамы давным-давно следовало заменить.

На выложенной камнями площадке лаяли и скалили зубы нечистокровные пятнистые собаки, и полицейским пришлось сидеть в машине, пока жена Роота не заперла животных в псарне, пристроенной к сараю.

Робкая от природы, Нилла Роот, кажется, изо всех сил старалась не смотреть собеседнику в глаза. Монсон иногда встречал ее в поселке. Здоровался в магазине или у ателье, где она подрабатывала, но все их разговоры сводились к паре слов.

В кухоньке, окно которой выходило в сад, было влажно и пахло чем-то жареным. Двое детей с льняными волосами, девочка лет семи и мальчик — ровесник Билли Нильсона, сидели за столом. Они, округлив глаза, смотрели на полицейских.

— Мы будем обыскивать дом. — Буре явно не стоило говорить так резко. — Все это время вы должны оставаться здесь. Это понятно?

Нилла Роот вытерла руки о штаны и что-то пробормотала, опустив голову. Дети продолжали таращиться на незваных гостей.

С ключами Роота наизготовку Буре и Борг прошагали по двору к стойлу и сараю. Они отперли замок и теперь безуспешно пытались открыть деревянную дверь — она разбухла и крепко сидела в раме. Монсон задержался на кухне. Посмотрел на детей, добродушно улыбнулся. Девочка уставилась в стол, но мальчик ответил застенчивой улыбкой, и Монсон постарался прогнать мысли о Билли Нильсоне и сильных пальцах Томми Роота.