Андерс де ла Мотт: Конец лета

После этого он избегал дальней части сада, даже не стал спорить, когда Исак забрал свиную челюсть себе, хотя по-честному челюсть принадлежала ему, Билли.

Но сейчас ему не помешают ни скелеты, ни лисы. Кролик прыгал у сухих кустов, а Билли бежал следом, углубляясь в заросли. Низкая ветка ухватила его за рукав, и пришлось на пару секунд остановиться. Когда он высвободился, крольчонок уже скрылся.

Мальчик помедлил, раздумывая, не повернуть ли, не возвратиться ли домой, но его переполнял охотничий азарт, побуждающий двигаться дальше. Глубже в заросли кустарника. Как сделал бы настоящий охотник.

К нему протянулись еще ветки. Зашарили шипастыми пальцами, норовя поймать за одежду. Где-то далеко впереди, в темноте, он заметил белый хвостик — или ему показалось? Может, он уже рядом с норой? От этой мысли он прибавил шагу и чуть не ударился о высокую ограду там, где кончался сад.

Он резко остановился. За оградой, в нескольких метрах от рабицы, высились заросли кормовой кукурузы. Ее еще не пора убирать. Пусть вырастет и станет совершенно желтой, говорил папа.

Сверчки трещали среди листвы, сплетали мелодии в звенящий звуковой ковер, который почти заглушал его мысли. Кролик был по ту сторону сетки. Сидел прямо под зеленой стеной кукурузы и внимательно смотрел на него. Ждал.

Забор был высоким. Может, даже выше дяди Харальда, и уж точно выше мальчика, так что не перелезешь. Охота окончена. Он никогда не увидит, где живет кролик. Но Билли даже почувствовал облегчение. Он никогда еще не заходил так далеко в сад один. От вечернего света осталась только слабая полоска на небе, и тени в зарослях — он почти не заметил, как — превратились в густую темноту.

Он решил уже вернуться домой, как вдруг кое-что заметил. Вырытый под забором лаз, по которому вполне мог бы пролезть маленький мальчик. Билли взглянул на кролика. Тот так и сидел не шевелясь.

Порыв ветра прошуршал по кукурузному полю, свистнул между ржавыми петлями рабицы и рванулся дальше, в темные кусты за спиной. Билли оглянулся, встал на колени, потом лег на живот. Осторожно прополз под бурой сеткой, выпрямился и отряхнул землю с колен и ладоней. Тело покалывало от возбуждения. Он выбрался, он за пределами сада, в первый раз — сам по себе. В понедельник он расскажет об этом Исаку. А может, Маттиасу и Вере. Расскажет, как храбро поймал собственного кролика, только пусть они маме ничего не говорят.

В кукурузе снова прошуршало, и сначала он подумал — опять ветер. И тут белый хвостик исчез среди высоких стеблей. Кролик больше не прыгал — он бежал, быстро-быстро. Уши прижаты к спине, земля летит из-под лап. Лишь когда кролик исчез из виду, Билли понял, что случилось. Чуткий нос зверька уловил еще какой-то запах. Кого-то, кто мог прорыть лаз под забором. Существа с рыжим мехом и острыми зубами — из тех, кто любит, как пахнут кролики. И маленькие мальчики…

Сердце забилось быстро-быстро, заколотилось, словно у перепуганного крольчонка. Стебли кукурузы ходили над ним ходуном, словно темные великаны, теперь они теснили его назад, к забору. В горле комком встал плач. Краем глаза он заметил промельк рыжего. Обернулся и в тот же миг понял, что сверчки замолчали.

Он еще успел подумать: «Мама! Мама…»

Любовь моя,

это начало нашей истории. Рассказа о тебе и обо мне. Мои усилия сдержаться, не пустить себя к тебе, не дать себе упасть ни к чему не привели. Я разжимаю руки в надежде, что ты подхватишь меня. Подхватишь? Или мы упадем вместе?

Я не надеюсь. Я хочу верить, что у нашей истории будет хороший конец.

Она — человек осени, она всегда была человеком осени. Почти всегда. Когда-то ей хотелось, чтобы лето никогда не кончалось. Чтобы свет, тепло и высокое синее небо — навсегда. Как же давно это было. В другом месте, в другой жизни.

Настенные часы показывали, что до начала встречи одиннадцать минут. До сих пор все шло хорошо. Они с Руудом намазали булочки маслом и разлили кофе по термосам. Аккуратным кругом расставили стулья на сером ковролине. Двенадцать металлических облезлых складных стульев — наверное, больше, чем надо, но зато в круге не было зияющих пустот… И еще положили на каждый стул по упаковке дешевых бумажных платочков.

Когда все было готово, Рууд отпер двойные двери, отделявшие зал от прихожей. Впустил двух участников, которые пришли раньше прочих, а вместе с ними — запах дождя и разогретого асфальта. Из всех городских запахов этот она любила больше всего. Может быть, потому, что в нем было что-то очищающее. Обещание начать все сначала. Совсем как сегодня.