Андерс де ла Мотт - Конец лета

— Значит, ты не уверена?

— Не уверена в чем? — Мозг снова напряженно работал.

— Что это был Исак Шёлин. И что речь действительно шла о Билли.

Вероника не ответила. Ее брат-полицейский всегда неумолимо разоблачал нестыковки в рассказах. Даже то непроизнесенное слово, которое померещилось ей на губах Исака, ничего не изменит, так что она не стала о нем упоминать. Вероника знала, что скажет Маттиас. Догадка — не доказательство. Предположение — не то же, что факты.

Однако вместо сухой полицейской констатации последовал новый вопрос. Вопрос, который сбил ее с толку. Вопрос, который она не успела себе задать.

— Думаешь, он знает, кто ты?

Вероника помолчала — ей пришлось задуматься.

— Понятия не имею. Откуда бы? Я сменила имя, никто в поселке не знает, ни где я живу, ни где я работаю.

Даже моя собственная семья, прибавила она про себя.

Маттиас хмыкнул, и она поняла, о чем он подумал. Полицейские не верят в случайные совпадения.

— Как он выглядел? — спросил Маттиас.

— Светлые волосы, средней длины. Голубые глаза.

— А возраст?

— Около двадцати пяти, как… — Она запнулась на полуслове, и Маттиас закончил за нее:

— Как было бы Билли.

Несколько секунд они молчали. Вероника услышала, как брат поерзал на сиденье, потом затрещала рация.

— Мне пора, — сказал Маттиас. Сказал сердито, словно ему хотелось бы продолжить разговор. — Шёлины давно переехали, но я узнаю, куда.

— Спасибо.

Где-то рядом с Маттиасом снова затрещала рация. Открылась дверца машины, послышался женский шепот.

— Мне пора, — повторил Маттиас. — Держись подальше от этого Исака, пока я не выясню, кто он такой и что ему надо. Вдруг это журналист, который хочет втереться к тебе в доверие, а то и хуже — какой-нибудь псих. Почти двадцать лет прошло. На годовщины люди иногда начинают куролесить.

— Ладно.

— Хорошо. Береги себя, Вера. Я наведу справки и позвоню тебе, как только что-нибудь узнаю. Как здорово, что ты позвонила.

Разговор вдруг прервался, так что Веронике не пришлось придумывать подходящий ответ.

Она вернула телефон на базу. Подойдя к окну, допила вино. Взгляд упал на место, где в тот вечер стоял курильщик. Огонька сигареты не видно. Странно; Вероника почувствовала себя немного обманутой.

Она уже собиралась опустить жалюзи, когда вдруг заметила, что что-то движется прямо под ее окном. Она даже не успела испугаться. Какой-то зверь осторожно вышел из тени, опустив нос к земле.

Сначала Вероника подумала, что это собака, но вот зверь оказался в конусе света от уличного фонаря. Остановился, задрал морду к ее окну и склонил голову набок, словно смотрел прямо на нее.

Черный нос, белая грудь, рыжий мех.

Лиса.

Монсон добрался до своего кирпичного дома на Альгатан лишь к десяти вечера. Вертушка-ороситель у болтливого соседа была включена, и Монсону показалось, что за аккуратно подстриженными кустами туи, возле гаражной дорожки, кто-то ходит. Монсон ускорил шаг.

Он оставался в участке, пока не завершился выпуск «Актуэлльт»; наконец кадры с провальной пресс-конференции показали в последний раз. Как Монсон и ожидал, полицмейстер лена позвонил уже через несколько минут. Погладил по шерсти: дал понять, что выделил своих следователей ему в помощь. Монсон вежливо поблагодарил. Сказал, что ждет не дождется сотрудничества с уголовной полицией лена и что, конечно, с благодарностью примет любую помощь, главное — распутать дело. Но он понимал, что́ все это значит в действительности. У него забирают дело Билли. Его дело.

Малин ждала его на кухне. Она приготовила горячие бутерброды — наверное, сунула их в духовку, как только услышала шум его машины. От аромата расплавившегося сыра, ананаса и ветчины заурчало в желудке, и Монсон вспомнил, что последний раз ел в обед. Он опустился на стул и отпил молока из стакана, который жена поставила возле его тарелки.

— Мальчики спят?

Малин кивнула.

— Хотели дождаться тебя, но я сказала, что ты вернешься поздно. Юхан просил его разбудить, он собирался рассказать тебе о матче.

— Ага. Как все прошло? — Сказать по правде, Монсон понятия не имел, о каком матче речь. Он подозревал, что жена это понимает, просто подыгрывает ему.

— Два-ноль. Один гол забил он.

— Здорово. А Якуб?

Малин скривилась, и Монсон тут же все понял. Вздохнул.

— Опять?

— Он же молчит. Просто заперся у себя в комнате.

— Хм-м. — Монсон выпил еще молока. — И кто?