Марк Бернелл - Ритм-секция [litres]

Я не сойду с дистанции. Не сейчас. Я скорее умру.

Боли ослабевают. Я хорошо помню слова Проктора. Он сказал мне, что растяжка – самое лучшее упражнение. Когда мы с Бойдом возвращаемся с пробежки и он отправляет меня в душ, я тайком растягиваюсь. Сначала это кажется агонией, но вознаграждение того стоит: теперь мои мышцы остаются гибкими, даже более гибкими, чем раньше.

Натягиваю одежду и делаю серию упражнений на растяжку, которую придумала для себя. Сначала я твердая, как палка, но по мере упражнений чувствую, что поток крови согревает меня. Я становлюсь гибкой. Я чувствую себя полной сил и энергии. За что от всей души благодарю Проктора, с любовью вспоминая его каждый раз, когда выполняю упражнения. В свою очередь, каждое из этих упражнений действует как шпора, напоминая мне, почему я здесь и что должна делать.

Это первое утро за все мое пребывание здесь, когда я проснулась до шумного вторжения Бойда. Для меня это важная веха. Я продолжаю растягиваться, пока не слышу снаружи его шаги.

Когда он распахивает дверь моей комнаты, я уже стою под лампочкой, полностью одетая, готовая к пробежке. Бойд пытается скрыть свое удивление, но, увы, он опоздал. Я все видела. Так же, как я вижу злость, которая следует за ним. Мы сверлим друг друга глазами, кто кого переглядит. Этакая война воль.

В конце концов он шепчет:

– Ты все равно не выдержишь. Поверь мне.

В свою очередь я небрежно пожимаю плечами:

– Посмотрим.

На четвертой неделе случилась метель, длившаяся пять дней. Гонимый воющим ветром, снег летел через горные перевалы почти горизонтально земле. Дни как будто сжались, сразу за рассветом наступали вечерние сумерки, температура резко упала и почти неделю держалась ниже нуля.

Хотя они почти не высовывали носа на улицу, Бойд сумел сохранить распорядок дня. В первый день они кругами бегали вокруг озера, держась близко к краю воды. К утру второго дня снег был уже по колено, и Бойд привел Стефани в пустую постройку рядом со столовой. Внутри было ненамного теплее, чем снаружи; все окна покрывала толстая ледяная глазурь. Сам барак был комнатой общих собраний. На одном конце, укрытые пылесборниками, штабелями были сложены стулья. Дощатый пол был покрыт лаком; именно на нем Стефани упражнялась в течение четырех дней. В мглистые дни и вечера они с Бойдом играли в шахматы. Тот продолжал побеждать, но с каждым разом победа давалась ему все труднее, так как вскоре Стефани уже вовсю использовала вариант Найдорфа, а также и саму сицилианскую защиту, которую запомнила без ведома тренера.

Ближе к концу пятой недели Бойд сообщил ей, что на спецподготовку прибывает небольшая группа солдат и что она не должна контактировать с ними. Вернувшись в тот день после пробежки в свой барак, Стефани увидела, что в общежитии на дюжине кроватей лежат матрасы.

Они приехали ночью. Шел проливной дождь. Стефани слушала, как по крыше стучат капли. Вскоре к их стуку присоединилось урчание моторов. В следующий миг по потолку ее комнаты заскользили лучи света. Затем в течение получаса из общей спальни доносились шаги и приглушенные разговоры. Потом все стихло. Остался только шум дождя.

Когда Бойд пришел к ней утром, мужчин уже не было, хотя Стефани видела, как они бегут по дальнему берегу озера. Когда же они с Бойдом вышли на улицу, она заметила в столовой еще двоих. Однако Бойд сказал ей, что она все равно будет есть вместе с ним в его доме.

В течение последующих двенадцати дней Стефани почти не видела их. Казалось, что на базе есть только она и Бойд. Иногда она слышала, как солдаты уходили утром или возвращались поздно вечером, или мельком видела их в окне столовой. Иногда они уезжали в грузовике, а возвращались пешком, иногда – наоборот. Один раз отсутствовали целых три дня. По крайней мере, Стефани так показалось, – а там кто их знает…

На тринадцатое утро она получила приказ бежать вместе с солдатами.

– Не скажу, что они обрадовались, узнав, что ты побежишь с ними, – сообщил ей накануне вечером Бойд.

Когда на рассвете ее представили солдатам, похоже, те все еще были настроены скептически. Это были парни суровые, не робкого десятка, что было видно с первого взгляда. Стефани знала немало людей, считавших себя крутыми, – обычно это были мелкие преступники, возомнившие себя криминальными авторитетами. Но даже по-настоящему крутые были бы не чета любому из двенадцати, стоявших перед ней. Лишь Дин Уэст излучал ту же жестокую харизму, но не потому, что он был крутым, а потому, что был психопатом.