Джон Гришэм - Апелляция [Фейк]

Джош подумывал даже о спасательной операции. Но одна идея добраться до Корумбы казалась довольно дерзкой, а уж проникнуть в глубь Пантанала и найти на его необъятных просторах пропавшего адвоката — и вовсе фантастической. Тем не менее он мог поехать туда и сидеть возле Валдира, пока хоть что-то не станет известно.

Стэффорд работал по двенадцать часов в сутки шесть дней в неделю, а дело Филана грозило вот-вот взорваться. У

Джоша не хватало времени, чтобы пообедать, не говоря уж о поездке в Бразилию.

Он снова попытался связаться с Валдиром по сотовому — линия была занята.

Уиклифф вошел в кабинет, извиняясь за опоздание и одновременно снимая мантию. Демонстрируя свою занятость, он хотел произвести впечатление на такого могущественного адвоката, как Стэффорд.

Первую часть видеопленки они просмотрели молча. На экране возник Трой, сидящий в своей инвалидной коляске. Джош устанавливал перед ним микрофон. Напротив расположились три психиатра со списком вопросов, лежащим перед ними на столе. Освидетельствование продолжалось двадцать одну минуту и завершилось единодушным признанием дееспособности мистера Филана. Уиклифф улыбнулся.

Но вот врачи удалились. Камера, установленная прямо напротив Троя, продолжала фиксировать происходящее. Вот Трой достает свое рукописное завещание и подписывает его.

После психиатрической экспертизы прошло всего четыре минуты.

— Сейчас он прыгнет, — сказал Джош.

Камера запечатлела Троя, который вдруг оттолкнул коляску от стола и встал. Вот он исчезает с экрана, а Джош, Снид и Тип Дурбан, не веря глазам своим, какой-то миг наблюдают за этим невероятным событием, прежде чем броситься за стариком.

Отснятый материал производил весьма драматическое впечатление.

В течение следующих пяти с половиной минут камера фиксировала лишь пустую комнату и звук голосов. Затем бедный Снид плюхается на то место, где только что сидел Трой. Он явно потрясен, едва не плачет, но, взяв себя в руки, сообщает в камеру о том, чему стал свидетелем. То же самое проделывают Джош и Тип Дурбан.

Тридцать девять минут видеозаписи.

— Как они собираются это опровергнуть? — спросил Уиклифф, когда просмотр закончился. Вопрос повис без ответа. Двое наследников — Рекс и Либбигайл — уже подали заявления об опротестовании завещания.

Остальные скоро последуют их примеру. Джош разговаривал с большинством из их поверенных — все работали над составлением заявлений в суд.

— Каждая паршивая акула в этой стране желает урвать кусочек состояния Троя, — сказал Джош. — Мнений будет не счесть.

— Вас беспокоит самоубийство?

— Конечно, беспокоит. Но Филан так тщательно спланировал все, включая и собственную смерть. Он точно знал, где и как хочет умереть.

— А как насчет другого завещания? Того, толстого, которое он подписал сначала?

— Он его не подписал.

— Но я сам видел это на пленке.

— Нет. Он нацарапал там «Микки-Маус».

Уиклифф в это время что-то записывал в своем рабочем блокноте, и его рука замерла.

— Микки-Маус? — повторил он.

— Вот как обстоит дело, судья. С восемьдесят второго по девяносто шестой год я подготовил для мистера Филана одиннадцать завещаний. Одни были длинными, другие короткими, и он столько раз распределял свое наследство, что вы даже представить себе не можете. Закон гласит, что каждое новое завещание отменяет предыдущее, каковое должно быть уничтожено. Я приносил к нему в кабинет новое завещание, и он часа два корпел над ним, вылавливая блох, после чего подписывал. Я держал его завещания у себя в конторе и всегда наряду с новым приносил предыдущее.

Когда мистер Филан подписывал последнее, мы с ним скармливали предпоследнее резательной машинке — она всегда стояла рядом с его столом. Ему чрезвычайно нравилась эта процедура. В течение нескольких месяцев он был абсолютно доволен, потом кто-нибудь из детей доводил его до бешенства, и он заводил разговор об изменении завещания. Если его наследникам удастся доказать, что он был не в себе, когда составлял последнее завещание, то не останется никакого, поскольку все предыдущие уничтожены.

— И это будет означать, что он умер, не оставив завещания, — добавил Уиклифф.

— Да, и, как вам прекрасно известно, по виргинским законам его наследство будет разделено между его детьми.

— Семью детьми. Одиннадцать миллиардов.

— Одиннадцать миллиардов — заманчивая сумма. Разве вы не станете опротестовывать завещание?