Бернар Миньер - Сестры [litres]

– Лучше всего цифровую копию, – уточнил Эсперандье, – через USB. Это возможно?

– Конечно.

– Наши техники, может быть, смогут добиться лучшего разрешения, – пояснил Венсан.

Сервас улыбнулся и благожелательно кивнул в знак полного понимания.

– Вернитесь к мозаике, и давайте продолжим, – сказал он.

В 3.11 на многих картинках появились еще две фары, приблизились к одной из камер, проскользнули под другой и отъехали, копируя маневр «Ситроена», чтобы припарковаться рядом. «Сеат Ибица».

Мандель …

– Этот кадр, пожалуйста, – сказал Сервас. – На весь экран.

Парень повиновался.

– Остановите, – сказал сыщик.

Черты лица великана различались плохо, но было видно, что он упирается головой в крышу автомобиля, слишком маленького для него. Сервас вглядывался в экран, пока не заболели глаза.

– Давайте дальше.

Фанат тоже выключил фары. Оба водителя опустили стекла: Мандель – со стороны пассажира, другой – со своей стороны. Должно быть, они что-то сказали друг другу, потому что губы Манделя задвигались в полутьме; потом другой водитель высунул руку в окно. Они не видели, что он бросил, но секунду спустя в «Ибице» загорелся свет, и четко обозначился профиль Манделя.

– Остановите на этом изображении… Скопируйте… Дальше…

Все было так, как описывал Мандель. Он осмотрел то, что лежало на пассажирском месте, сделал знак соседу и выключил внутренний свет. «Ситроен» погасил фары, освещавшие большой рекламный щит впереди, сдал назад, повернул и собрался уехать.

– Стоп! – крикнул Сервас. – Остановите изображение!

Машина застыла на месте, словно ее остановили на всем скаку, заснятая сзади и немного сверху.

– Зум! – скомандовал капитан. – Опустите… А теперь увеличьте…

Они поняли, чего он добивался: весь экран заполнял теперь номерной знак.

Уже вечерело, когда они повернули на запад, а потом на юг по автостраде А64, «Пиренейской», и Сервас, как это всегда с ним случалось, когда он оказывался на этой ведущей в горы дороге, напрягся.

В его мозгу рождались и гасли образы: психиатрический институт в глубине долины, лагерь отдыха в заснеженном лесу, бесчеловечный клуб насильников над детьми, лавина, белый замок, обезглавленный конь… Он никогда не забудет эту зиму с 2008-го на 2009-й. Временами у него возникает ощущение, что именно тогда он и родился как сыщик. И теперь всякий раз, как Мартен приближался к этим труднодоступным вершинам, у него все внутри сжималось.

Они свернули с автострады возле Сен-Годана и взяли курс на юг, прямо к вершинам гор, проезжая по бесснежной равнине, разделенной на квадраты полями, лесными полосами, дорогами и деревнями в два-три дома. Иногда по дороге попадалась давно заброшенная церквушка, а рядом с ней – такое же заброшенное кладбище и речка, которая журчала в тихом вечернем воздухе, когда они быстро переезжали ее по мостику. И везде, закрывая собой горизонт по ту сторону холмов, судорожно вздымалась к темнеющему небу первобытная и дикая преграда. Эта каменная громадина, казалось, бросала им вызов. Сервас наблюдал, как она приближается к ним вместе с ночной темнотой, и в нем нарастало дурное предчувствие.

Одна за другой потянулись деревни: Рьеказе, Деспито, Суейш, Аспе. Потом дорога круто пошла вверх и сузилась. Ее обрамляли каменные парапеты, а сверху нависали темные склоны, заросшие высокими пихтами, которые загораживали небо, отбрасывая на дорогу тени, и казалось, что вечер наступил раньше времени. А путники тем временем продвигались все дальше и дальше в этой таинственной тени.

– Еще далеко? – спросил Сервас, чувствуя противный комок в желудке.

Номерной знак «Ситроена D4» гласил, что владельца зовут Гаспар Фроманже. Согласно сведениям, полученным в службе техпаспортов и в налоговой инспекции, он руководит лесхозом с офисом в Сали-де-Сала. В офисе им объяснили, что господин Фроманже вместе с бригадой находится в горах. Они заняты рубкой леса в долине на границе департаментов Верхняя Гаронна и Арьеж. В общем, у черта на рогах…

– Еще с десяток километров, – ответил Эсперандье, когда они выехали на берег быстрой и бурной речки.

Желудок Серваса все хуже и хуже реагировал на резкие повороты. Тут были сплошные ущелья и перевалы, которые местные называли «портами»: мосты, узкие проходы, переправы, горные потоки, крутые виражи дорог. Тут не ездили – тут лавировали на серпантине, круто поднимались и спускались, совсем как мореплаватели или исследователи девятнадцатого века.