Бернар Миньер - Сестры [litres]

– Амалия Ланг, сорок восемь лет, жена Эрика Ланга, – начала судмедэксперт.

Теперь, в отличие от расследования 1993 года, Сервас присутствовал на вскрытии до конца. Этих вскрытий у него набралось уже порядочное количество. Заключение Фатии Джеллали было тем же, что и на месте преступления: весьма возможно, что Амалия Ланг умерла от анафилактического шока, вызванного большим количеством ядов и их исключительной токсичностью. Наступила дыхательная недостаточность и остановка сердца. Маловероятно, чтобы кто-то до этого ставил эксперименты, чтобы выяснить, как влияют на человека одновременные укусы гремучей змеи, черной мамбы, кобры, тайпана и крайта, и судмедэксперт считала, что жертва продержалась не дольше нескольких минут. Доктор Джеллали сделала снимки каждого из укусов и собиралась послать их кому-нибудь из самых известных в мире герпетологов. Она не сомневалась, что эта история их очень заинтересует.

Кроме того, у Амалии Ланг незадолго до смерти был сексуальный контакт, и муж это подтверждает. Что же касается ее чрезвычайной худобы, то она явилась либо результатом суровой диеты, либо какой-то болезни, поскольку желудок ее был неестественно мал.

– Разумеется, текущие анализы либо подтвердят, либо опровергнут наши гипотезы, – осторожно улыбнувшись, заключила доктор Джеллали.

Выйдя из Института судебной медицины, Сервас заехал в школу за сыном. Он чувствовал себя не в своей тарелке в гуще мамаш и отцов семейства, приехавших под вечер забрать своих чад, и в сторонке стал дожидаться Гюстава. Мальчуган вылетел из школьного здания, как торнадо, резко затормозил на всем скаку, нашел его глазами и ринулся к нему со скоростью ракеты с лазерным наведением. Сервас коротко и нервно рассмеялся.

– Сегодняяпроходилслованаслогка! – выпалил Гюстав.

– Как-как? Что? – Не поняв, Мартен взъерошил белокурые волосы сына.

– Слова, которые начинаются на слог КА, – терпеливо повторил мальчик, словно объяснял простую вещь умственно отсталому. – Кактус, кафе, канарейка, караван, – с гордостью перечислял он.

– Кабинет, какашка, – с притворной серьезностью подхватил отец.

– Ой! – возмущенно взвизгнул Гюстав и засмеялся.

«Кадавр, кандалы, карбонизация, кошмар», – пронеслось в голове у Серваса. Он прижал к себе сына и вдохнул теплый запах его волос. В сорок девять лет Мартен снова, уже во второй раз, стал отцом, но теперь рядом с ним не было никого, кто мог бы помочь ему нести ношу отцовства. Ты уже не можешь вести себя как раньше. Теперь ты не один, от тебя зависит жизнь хрупкого и ранимого существа… Этот маленький человек так же нуждается в тебе, как ты нуждаешься в нем. А потому – хорош рисковать попусту, слышишь, старина?

Он проводил сына до машины, аккуратно закрыл дверцу и пристегнул ремень. Потом обошел машину, осмотрел ее и, садясь на водительское сиденье, уже в который раз спросил себя, когда же наконец сын решится назвать его «папа».

Вечером Сервас связался с Марго по «Скайпу». Дочь появилась на экране с ребенком на руках. Мартен никак не мог привыкнуть к технологиям, которые могли обеспечить связь между Тулузой и Монреалем и позволяли войти в каждый дом, сжимая огромный мир до размеров комнаты и тем самым лишая его изрядной доли присущей ему магии. Конечно, он видел прогресс во всем, но видел и нарастающую опасность – опасность мира без стен, без дверей, без укромных уголков, где можно было бы спрятаться, укрыться от шума и чужих приказов и спокойно подумать. Мира, отданного во власть сиюминутности и посторонних суждений, стандартных мыслей и всяческих доносов. В этом мире малейшее отклонение от стандарта вызывает подозрение, а потом и обвинение, а сплетня и предрассудок заняли место правосудия и системы доказательств. Из этого мира исчезли понятия свободы, сочувствия и понимания.

Мартен поболтал с Марго, которая прекрасно выглядела: волосы выкрашены в рыжий цвет, щеки разрумянились, словно она только что с мороза. Наверное, так оно и было: сквозь окно за ее спиной виднелся снег, а щечки ее сына, Мартена-Элиаса, щебетавшего у нее на руках, тоже краснели, как сладкие яблочки, и шапочка на нем была шерстяная.

– У тебя всё в порядке, папа? – спросила Марго.

В двадцать семь лет она взяла длительный отпуск, чтобы воспитывать сына, и похоже, это ей удавалось. В глазах у нее появился какой-то новый свет, и все былые демоны теперь, казалось, далеко.

– Хочешь поговорить с Гюставом? – спросил Сервас.