Бернар Миньер - Сестры [litres]

– Найдите мне номер телефона родителей, – приказал Ковальский. – Надо с ними встретиться прежде, чем набежит пресса…

Сервасу сейчас отчаянно была нужна сигарета, но он не хотел нарываться на грубый отказ, а потому вышел в коридор. Там двое охранников перекрывали вход в эту часть здания. Среди силуэтов тех, кто толпился за заграждением, он узнал знакомую лохматую шевелюру Пейроля. Новости распространяются быстро.

Мартен услышал, как за его спиной Ковальский крикнул:

– И найдите мне его подружку! Доставьте ее немедленно!

У Люси Руссель глаза распухли от слез. Она сидела в кабинете Региональной службы судебной полиции и тихо всхлипывала, но шеф группы добрее от этого не стал.

– Вы хотите сказать мне, что тогда соврали?

Она кивнула, не отнимая от глаз платочка.

– Я не расслышал, – настаивал Ковальский.

– Да…

– Громче! И смотрите на меня, когда я с вами разговариваю.

– Да, я соврала!

– Значит, в ту ночь вы с Седриком не были?

– Нет!

– Почему вы соврали?

– Потому что он меня попросил.

– И вас не смутило, что вы покрываете убийцу?

– Седрик поклялся мне, что это был не он…

У Люси Руссель было умное лицо и тусклые, гладко причесанные белокурые волосы. Нижняя губа у нее дрожала.

– И вы ему поверили? – Ковальский задал вопрос просто так, в ответе он не сомневался. – За это я мог бы отправить вас в тюрьму.

Она расплакалась еще сильнее.

– Ладно, – заключил он. – Уведите ее! – Крепко взял девушку за руку и буквально поднял ее со стула.

– А что делать с Лангом? – спросил Манжен, когда та вышла из кабинета.

Ко посмотрел на него отсутствующим взглядом.

– Как «что делать»? А у нас есть выбор, черт побери? Их убил мальчишка.

– Ты уверен?

– Нет. Но ни один прокурор не разрешит задерживать Ланга дольше, и ты это знаешь. В общем, мы его выпускаем в надежде, что он на этом успокоится.

– Его адвокат собирается накатать на меня жалобу, – сказал Манжен.

Ковальский пристально посмотрел на него.

– Тут все стоят друг за друга, – сказал он. – Ничего такого не было. Если Ланг заявит, что его били, мы скажем, что он все выдумал. С одной стороны будет его слово, а с другой – слово четырех полицейских. Всем ясно? Тебе тоже, Сервас? – спросил он, обернувшись.

Мартен кивнул и вышел из кабинета. Ему надо было перевести дух. Он спустился на лифте и вышел из здания. Стояло такое прекрасное утро… Солнышко пригревало двор перед Региональным отделом судебной полиции, на землю легли короткие четкие тени, и деревья на берегу канала застыли в суровой неподвижности. Его вдруг пронзило воспоминание об отце, как тот сидел за столом, и этот образ наложился на образ Седрика Домбра, висящего на трубе под потолком.

И Мартен решил, что надо немедленно пойти на кладбище.

Ему было двадцать четыре года, брак у него не клеился, да и карьера в полиции началась явно не под благополучной звездой. Он не ощущал себя ни хорошим отцом, ни хорошим мужем, ни хорошим сыщиком. И хорошим сыном тоже. У него возникло впечатление, что все, во что он верил до сегодняшнего дня, вдруг исчезло в одночасье, как у Койота из мультика, и под ногами у него вдруг оказалась пустота. Ему на ум пришла песня, где говорилось, что лучше любить, чем быть любимым, и он зашагал, погружаясь в душный, неподвижный воздух.

Что за идиотство…

Она открыла глаза. Послышался какой-то шум. И шел он с первого этажа. Может, показалось? Она услышала шум секунд за десять до того, как открыла глаза. Значит, либо он ее разбудил, либо он ей снится, хотя она была почти уверена, что проснулась.

Прислушалась в темноте. Ничего. Только легкая вибрация отопления, которое время от времени включается радиоуправляемым реле, когда температура в доме опускается ниже нормы.

Но вдруг темнота стоящего на отшибе дома вызвала у нее тревогу. Тревогу беспричинную, потому что шум (если он действительно был) больше не повторялся. Наверное, приснилось … И все-таки она не могла отделаться от ощущения какого-то болезненного беспокойства.

Три часа ночи… Так показывало электронное табло на ночном столике, выполнявшее функции «Айпода», «Айфона», «Айпэда» и FM-тюнера. Ей очень не хотелось вставать и идти смотреть, что там шумит. Наоборот, она предпочла бы остаться в теплой постели и снова заснуть. Вдруг наступила полная темнота, которая давила и казалась враждебной. Надо зажечь свет, но это разбудит мужа. И вот тогда она поняла: тут что-то не то.