Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

– Это нелепый вопрос. Захваты – суть корпоративной жизни, и я не обращаю внимания на нытиков, чьи компании приобретаю.

– В таком случае вы, возможно, серьезно просчитались и из-за этого просчета оказались в вашей нынешней печальной ситуации.

– Печальной ситуации? Вы имеете в виду смерть моей дочери?

Его лицо потемнело; Лонгстрит видел, что Озмиан в бешенстве.

Пендергаст подался еще немного вперед:

– Обдумайте мой вопрос очень тщательно, мистер Озмиан, когда я снова спрошу: кто ненавидит вас сильнее всех?

На лице Озмиана промелькнуло непонятное выражение, но предприниматель тут же обуздал свой гнев и снова принял прежний отстраненный, немного надменный вид.

– Подумайте хорошенько, – настойчиво сказал Пендергаст с ледяной ноткой в голосе. – Кто ненавидит вас настолько, что готов убить вашу дочь, а потом еще и вернуться, чтобы обезглавить ее?

Озмиан не ответил. Его лицо сильно потемнело.

Пендергаст выпрямился и показал белым пальцем на президента «ДиджиФлад»:

– Кто ненавидит вас так сильно, мистер Озмиан? Я знаю, у вас на языке вертится имя. И, не называя его, вы косвенным образом помогаете человеку, который, вероятно, убил вашу дочь!

Удушливая, ядовитая атмосфера воцарилась в комнате. Озмиан и его неназванная сотрудница смотрели на Пендергаста – все их внимание сосредоточилось теперь на нем. Лицо Озмиана снова стало намеренно нейтральным, но Лонгстрит чувствовал, что в голове у этого человека яростно крутятся колесики. Прошла минута, потом две, прежде чем Озмиан заговорил.

– Роберт Хайтауэр, – произнес он бесстрастным голосом.

– Еще раз, – сказал Пендергаст.

Это был приказ, а не просьба.

– Роберт Хайтауэр. Бывший президент «Бисинхрони».

– И почему он вас ненавидит?

Озмиан шевельнулся в своем кресле:

– Его отец был патрульным полицейским в длинной семейной череде нью-йоркских патрульных полицейских. Хайтауэр вырос в Бруклине. Но у него была математическая жилка. Он изобрел алгоритм для одновременного сжатия файлов и их передачи в реальном времени. Он продолжал улучшать свое изобретение, максимизируя скорость передачи волны при улучшении бинарного разрешения. Когда его алгоритм обрел способность обрабатывать разрядность цвета, равную тридцати двум, меня это заинтересовало. Хайтауэр не хотел становиться частью семейства «ДиджиФлад». Я несколько раз подслащивал свое предложение, но он все равно отвечал мне отказом. Говорил, что этот алгоритм его любимец, работа всей его жизни. В конечном счете мне пришлось снизить ценность акций «Бисинхрони», не важно как. Хайтауэр был вынужден продать мне все. В то время он обвинял меня в том, что, по его мелодраматическому утверждению, я «погубил его жизнь». Он подавал на меня в суд, но это ни к чему не привело – только обнулило его банковский счет. Он много раз звонил мне, угрожал убить, уничтожить мой бизнес, разрушить мою семью, пока наконец суд по моему обращению не издал постановление, запрещавшее ему приближаться ко мне. Машина его жены свалилась в пропасть приблизительно через год после захвата его фирмы. Женщина сидела за рулем в пьяном виде. К захвату это не имело абсолютно никакого отношения.

– Естественно, – усмехнулся Пендергаст. – А почему вы раньше не сообщили полиции столь важную информацию?

– Вы спросили, кто ненавидит меня сильнее других. Я ответил на ваш вопрос. Но есть и сотни других, кто меня ненавидит. Я не могу представить себе, что кто-то из них убивает ни в чем не виноватую девочку и отрезает ей голову.

– Однако вы сказали, что Роберт Хайтауэр угрожал убийством вам и вашей семье. Вы ему поверили?

Озмиан отрицательно покачал головой. У него был вид человека, потерпевшего поражение.

– Не знаю. Люди нередко говорят глупости. Но Хайтауэр… он потерял над собой контроль. – Озмиан перевел взгляд с Пендергаста на Лонгстрита, потом снова на Пендергаста. – Я ответил на ваши вопросы. Теперь уходите.

Лонгстриту было ясно, что ни по этому, ни по какому-либо другому предмету Озмиан больше ничего не скажет.

Пендергаст поднялся с кресла и слегка поклонился, не протягивая руку:

– Спасибо, мистер Озмиан. И всего доброго.

Озмиан ответил механическим кивком.

Несколько минут спустя, когда лифт открылся и они вышли в главный вестибюль здания, Лонгстрит не смог сдержать смешок.

– Алоизий, – сказал он, хлопнув агента по прямой спине, – это был высший пилотаж. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так аккуратно оборачивал ситуацию в свою пользу. Считайте, что я официально выпустил вас из собачьей будки.