Линкольн Чайлд - Город вечной ночи [litres]

– Электрошоковая терапия? – Д’Агоста натянул на себя куртку.

– Да. Как вы, возможно, помните, он заявлял, что его не подвергали электрошоку в «Кингс-Парке». Но когда он меня отпустил, я понял, что это не так. Я понял, что его подвергали такому лечению, только он ничего не помнит. В подвале здания я нашел архив, а в нем папку исследователя, который проводил экспериментальный курс, и там была фактическая запись, выписано каждое слово, как доктора успокаивали бедного мальчика, убеждали сесть в пугающее кресло для электрошоковых процедур. Выясняется, что Озмиана подвергли особенно жесткому курсу лечения. Нормальное значение составляет четыреста пятьдесят вольт при токе величиной девять десятых ампера на протяжении полусекунды. Наш парень получал такое напряжение, но амперы в три раза больше на отрезке времени не менее чем в десять секунд. Кроме того, электроды последовательно перемещались спереди назад и с одной стороны черепной коробки на другую. В ходе процедуры у него мгновенно начинались спазмы, которые продолжались много минут после окончания сеанса. Я предполагаю, что эти процедуры нанесли значительный ущерб правой надкраевой извилине.

– А это что такое?

– Та часть мозга, которая отвечает за сочувствие и сострадание. Такое повреждение мозга, вероятно, объясняет, как человек мог убить и обезглавить собственную дочь, а также получать удовольствие от охоты на людей. А теперь, Винсент, возьмите вашу рацию: пожалуйста, вызовите полицейскую поддержку, я тоже вызову людей из Бюро. Мы имеем жестокое убийство заслуженного федерального агента, а также арестованного преступника, который, к сожалению, полностью впал в безумие, а значит, с ним придется обращаться крайне осторожно.

Он повернулся, взял свою одежду и вещи, лежащие в углу. Д’Агоста, замерев, наблюдал за тем, как Пендергаст пристально смотрит на останки Лонгстрита. Специальный агент сделал неторопливый, скорбный жест, почти поклон. Потом повернулся к д’Агосте:

– Мой дорогой друг, я чуть было не подвел вас.

– Нет-нет, Пендергаст. Завязывайте с вашей скромностью. Я знал, что этот ублюдок не имеет против вас ни малейшего шанса.

Пендергаст отвернулся, чтобы скрыть от д’Агосты выражение своего лица.

Брайс Гарриман прошел через лабиринт огромного оживленного отдела городских новостей газеты «Пост» и остановился в дальнем конце перед дверьми Петовски. Это была вторая встреча за две недели. Дело не то что необычное – неслыханное. И когда он получил это сообщение – вообще-то, вернее сказать, вызов, – все то облегчение, которое он испытал, когда его вдруг неожиданно выпустили из тюрьмы, испарилось.

Это не сулило ничего хорошего.

Он глубоко вздохнул и постучался.

– Входите, – раздался голос Петовски.

На этот раз в кабинете, кроме Петовски, никого не было. Он сидел за столом, покачиваясь в кресле из стороны в сторону и играя с карандашом. Целую минуту он разглядывал Гарримана, потом перевел взгляд на карандаш. Сесть репортеру он не предложил.

– Вы читали о пресс-конференции, которую дала полиция сегодня утром? – спросил он, продолжая раскачиваться взад-вперед.

– Да.

– Убийца – Головорез, как вы его окрестили, – оказался отцом первой жертвы. Это Антон Озмиан.

Гарриман сглотнул снова, более мучительно:

– Это я понял.

– Вы поняли. Я так рад, что вы наконец поняли. – Петовски снова посмотрел на Гарримана, пригвождая его к месту взглядом. – Антон Озмиан. Вы бы назвали его религиозным фанатиком?

– Нет.

– Вы бы сказали, что его убийства были – я цитирую – «проповедью городу»?

Гарриман внутренне сжался, услышав, как его собственные слова кидают ему в лицо.

– Нет, не сказал бы.

– Озмиан. – Петовски разломал карандаш на две части и с отвращением швырнул в корзинку для мусора. – Вот и вся ваша версия.

– Мистер Петовски, я… – начал было Гарриман, но редактор поднял один палец, и репортер замолчал.

– Как выясняется, Озмиан не пытался отправить послание Нью-Йорку. Он не выделял как-то коррумпированных, развращенных людей для того, чтобы отправить предупреждение массам. Он не обращался к нашей разделенной нации, говоря людям, что девяносто девять процентов более не должны терпеть один процент. Ведь убийца и принадлежал к этому одному проценту! – Петовски фыркнул. – И теперь мы здесь, в «Пост», благодаря вам выглядим как последние идиоты.

– Но полиция тоже…

Петовски резким жестом снова заставил его замолчать. Потом продолжил: