Альдо Пазетти - Вид с балкона

Да простит меня читатель за столь длинное политическое отступление! Оправдание ему одно – дать в предельно схематичной форме тот многоликий жизненный фон, на котором появляется и утверждается терроризм.

Практически все энциклопедии и толковые словари, как советские, так и зарубежные, единодушно соотносят появление термина «террор» с одним периодом французской революции (июнь 1793 – июль 1794 года), когда у власти находились якобинцы, проводившие политику устрашения, подавления классовых и политических противников насильственными мерами, вплоть до их физического уничтожения.

Почти два века, прошедшие с тех пор, конечно же, внесли в это определение существенные коррективы, относящиеся и к философии терроризма, и к его тактическим и стратегическим установкам, и к его социологическим аспектам. Я же хотел бы здесь подчеркнуть прежде всего тот факт, что терроризм в большинстве случаев захватывает молодежь.

Объяснений этому немало.

«Разумеется, насилие и грубые попытки придать ему идеологические формы и содержание не рождаются сами по себе, – указывает крупнейший итальянский социолог Ферраротти. – Их истоки – в материальных условиях жизни, корни этого явления кроются в исключительно массовой безработице молодежи, в кажущейся бесполезности образования, в отчуждении, на которое современный способ производства почти со стопроцентной неизбежностью обрекает все более значительную часть населения, в первую очередь молодого».

Эта констатация подтверждается и анализом многочисленных интервью, писем-исповедей, заявлений, опубликованных за последние годы западной печатью.

Да, все молодые люди, так или иначе связанные с террористическими формированиями, пытаются найти политическое и социальное оправдание своей деятельности. Они, как правило, умно говорят и об «отчуждающем» характере труда, которым вынуждены заниматься, и о «классовых проблемах», и о «пороках буржуазного общества».

И все же во всех этих документах нельзя не заметить преобладания личного мотива. Они стреляют, потому что жизнь – просто жизнь – их разочаровала, потому что к моменту своего возмужания они вдруг видят, что это общество абсолютно не соответствует их утопиям, потому что работа на предприятии или в учреждении скучна, оскорбительна, не требует каких-то более высоких, чем посредственные, качеств. Порой даже кажется, что терроризм стал для них чем-то вроде пикантного хобби, наполненного своеобразной таинственностью, щекочущей нервы опасностью.

Практика показывает, что все они – и стратеги, и простые активисты вооруженного терроризма – имеют одну общую характеристику: несут на себе печать разочарованности, ущербности, нескромности, политической нетерпимости. Эти люди не появились разом и вдруг. Всех их мы уже встречали в забаррикадированных университетах конца 60-х годов, в колоннах шумных демонстраций, в «свалках», случавшихся во время студенческих собраний. Это были выходцы из маоистских, или радикально-католических, или крайне анархистских групп.

Портреты лидеров этой псевдореволюционной формации подтверждают сказанное.

Вот создатель печально знаменитых «красных бригад» Ренато Курчо. Родился в 1942 году, рос без отца. Из-за отсутствия средств был вынужден учиться в католическом колледже. С 1961 года активист неофашистской организации. В 1965 году перебегает в левацкую группу «университетского согласия», куда входят преимущественно католики. В 1967-м происходит его первый контакт с такими «модельерами» классовой борьбы, как Маркузе и Кон-Бендит.

Другой «герой» – Патрицио Печи. Он, согласно решению суда, несет прямую ответственность за убийство лидера ХДП Альдо Моро. Родился в семье инженера – начальника цеха на небольшом заводе. Первый политический опыт приобрел в группе маоистского толка. Робок, нерешителен, очень возбудим. То учился в разных техникумах, то вдруг срывался с места – официант на взморье, чернорабочий на миланском предприятии. Что, как не жажда быстрого самоутверждения, приводит его в лоно терроризма, когда автоматы дают такую легкую власть над людьми?

Или еще один персонаж – Марио Моретти. Родился в 1946 году в скромной семье служащих, ревностных католиков. В колледже о нем вспоминают как об очень скромном, очень сдержанном и в то же время впечатлительном юноше. Его воспитатель – священник – отмечает, что Моретти находил общий язык лишь с теми, кто чувствовал себя хоть в чем-то ущемленным.