Луиза Дженсен - Свидание [litres]

– Ты сбил ее?

Кровь, поломанное боковое зеркало, бампер…

– Случайно, – тихо отвечает Бен, и я мысленно переношусь в то время, когда он, пятилетний, сиротливо стоял над разбившейся маминой вазой, и нижняя губа у него дрожала.

– Был гололед. Я думал, что сбил насмерть вас обеих. Ты лежала неподвижно, тихо, в крови. Но у тебя прощупывался пульс, и никаких травм, кроме ушиба, я не обнаружил. Эта кровь была кровью Крисси.

– Где она?

– Она не… Она… – Бен замолкает.

Все ясно без слов.

– Как я попала домой? – После падения у меня в памяти пустая страница.

– Ты была без сознания. Потом, пока я разбирался с… Ты пришла в себя, села в машину и уехала.

– Я села за руль?!

Морщу лоб и силюсь вспомнить. Невероятно! Поднять сумку, доехать домой и преспокойно лечь спать! Потом на ум приходят слова мистера Хендерсона – мозг защищает нас, блокируя воспоминания или создавая подобие нормальности. Начинаю смутно понимать, как та женщина убила всю семью, а потом приготовила им ужин.

– Я думал, ты поехала в полицию. Не знал, что делать. Пошел в разрушенный дом и просидел там до утра, вспоминая пикники с мамой. Помнишь? Я всегда приносил совенка Олли и ставил ему чашку с блюдцем. Мне здесь очень нравилось… Я плакал, глядя, как встает солнце, думал, что последний раз в жизни любуюсь рассветом, что сейчас приедет полиция и меня арестуют. Но она не приехала. И я предположил, что, может быть, ты им не сказала. Может быть, ты меня защищаешь. Поехал удостовериться. Когда понял, что ты ничего не помнишь, решил, что это судьба – можно подумать, разработать план. В больнице ты просила соврать врачам про ушиб, повторяла, что не хочешь вовлекать полицию, и это дало мне… Слепота на лица дала мне возможность заставить тебя страдать, как страдал я. Я любил Крисси.

– Значит, ты забрал ее телефон и вешал посты в «Фейсбуке». А как ты писал у меня в «Инстаграме», если мой телефон был в машине?

Немыслимо. Неужели за всем этим действительно стоял Бен?

– Зашел в твой аккаунт. Ты до сих пор используешь имя Мэтта как пароль ко всему. Зря, ей-богу.

– И это ты прислал цветы?

– Да. Ты ничего не помнила про свидание, просто идеально. Для меня. Хотя однажды я чуть не попался – когда включил радио. Я выскочил через заднюю дверь, и Бренуэлл помчался за мной по дорожке. Он-то меня узнал. Пришлось быстро вытащить его за ворота. Ты посмотрела мне прямо в лицо и ничего не заподозрила. Думала, что я в Эдинбурге.

– Даже и без Эдинбурга мне бы никогда в голову не пришло, что ты способен на такое. Нет, постой! Нет, Бен, не может быть! – Отчаянно хватаюсь за соломинку. – Ты же прогнал того мужика из сада! Он тебя избил!

– Он ходил по домам, продавал интеллектуальные счетчики электроэнергии. Я толкнул его к стене и потребовал бумажник и телефон. А он мне врезал.

Бен ухмыляется до ушей, гордый своей смекалкой. «Смотри, Кошечка, у меня пятерка по диктанту!»

– А… видео с сексом?… – неловко говорить об этом с младшим братом.

– Мы с Крисси. Ей нравилось экспериментировать. Я знал: ты решишь, что это ты, и постыдишься кому-нибудь показать и удостовериться. Ты у нас всегда в центре вселенной, да, Эли?

– Это ты поставил меня в центр и обвинил во всем. Ты сделал мою жизнь адом, Бен! Ты стучал в окно? Я чуть не умерла от страха!

Наверно, в окно Джеймсу тоже стучал он, чтобы представить все как случайность и усилить мою паранойю.

– Неужели ты так меня ненавидел?

– Ненавижу, – поправляет он. – Ты убила маму.

– Нет, Бен. Ты был слишком мал и не помнишь. Она не могла сама есть, одеваться, ходить в туалет. Ее существование утратило всякое достоинство. Ее жизнь закончилась.

– Но она смеялась, шутила!

– Она держалась ради нас, вот и все.

Игра в запоминание предметов, кухонное полотенце на подносе – Бен помнил только то, что хотел.

– Так не могло продолжаться.

– У нее были мы. Я!..

– Да, и она нас любила, очень. Но она хотела уйти.

– Я тебе не верю! Она бы никогда меня не бросила!

– Ее мучили боли, Бен.

– Она поправлялась!

– Она умирала!

Мы орем друг на друга, а я тем временем отчаянно пытаюсь развязать узел за спиной. Ослабляю веревку. Кручу туда-сюда руки, натирая кожу.

– Айрис говорила, что она поправится! Она обещала. Она должна была знать, она была взрослая.

– Она была трусиха! Слушай… – я смягчаю голос. – Мы ни разу толком об этом не поговорили, а следовало. Ты теперь взрослый и можешь понять. У мамы была болезнь двигательного нейрона. От этого не выздоравливают.