Луиза Дженсен - Свидание [litres]

Ждем.

В парке аттракционов тогда, много лет назад, я ехала по кругу в машинке и чувствовала отстраненность от происходящего. Присутствовала и не присутствовала, не различая предметы, звуки, расплывающиеся огни. Все видя, но ничего не впуская внутрь. Так я ощущаю себя теперь, когда приезжает «Скорая» и меня проводят к задней двери. Забираюсь внутрь и сижу, укрывшись серым колючим одеялом. Глаза сухие. Без конца спрашиваю:

– Есть новости?

Мэтт не отходит от меня ни на шаг и тоже понятия не имеет, что происходит. Небо стало красновато-коричневым, сумерки постепенно вступают в свои права. Обрыв залит синими мигающими огнями.

– Там есть уступы, – повторяю я, морщась от того, что мысль о покалеченном и окровавленном теле Бена на камнях для меня легче, чем думать о том, что его унесет бурное море, где на волнах покачивается оранжевая спасательная лодка.

Над головой шумят лопасти вертолета. Со всей этой техникой они его найдут. Непременно. И мы поговорим, и все будет хорошо. Твержу себе эту ложь, в которую сама не верю.

Я убийца.

Потираю запястье, чувствуя, как от холода покрываюсь гусиной кожей. Убеждаюсь, что на мне нет наручников.

Пока нет.

Вопрос времени.

Откуда ни возьмись появляется кофе. Я так крепко обхватываю стакан из пенополистирола, что он трескается, и горячая жидкость обжигает пальцы.

– Скоро отвезем вас в больницу, – в очередной раз повторяет фельдшер, и я опять мотаю головой. – Здесь вы все равно ничем не поможете. И потом, разве вы не хотите увидеть тетю?

Оказывается, Айрис жива, но без сознания. Сердечный приступ.

«Я думала, Бен ее убил», – сказала я констеблю Уиллис, когда та осторожно сообщила мне новости.

– Она сделала чаю, мы сидели и болтали. Ворвался Бен и, прежде чем мы опомнились, ударил меня по голове, – рассказывает Мэтт. Щека у него фиолетово-черная, губа распухла. – Когда я пришел в себя, был уже связан. Айрис плакала, а Бен… Я никогда не видел его таким взвинченным. Он повторял, что она виновата в смерти мамы. Нельзя было уходить ночью, оставив таблетки в тумбочке. А что, ваша мама…

– Долгая история, – говорю я, понимая, что это только вопрос времени – очень скоро омерзительная правда вскроется и обнажится.

Я сейчас тоже чувствую себя обнаженной.

– Что ответила Айрис?

– Повторяла «прости, прости». Пыталась его утихомирить, но он совсем взбесился.

Не удивляюсь. Бен понимал, что полиция начала расследование и его роль скоро станет известна. Тик-так. Времени у всех нас оставалось мало.

– Айрис сказала, что она во всем виновата.

У меня перехватывает дыхание. Я часто размышляла, догадалась ли Айрис, что ´я в ту ночь сделала. Слишком уж подозрительное совпадение: мама вдруг умерла после их разговора. Однако Айрис ни разу не задала вопрос, а я никогда сама ей не говорила.

Мэтт продолжает:

– Айрис объясняла, что мама очень болела и не поправилась бы. Он заплакал и спросил, почему она говорила, что поправится. «Я думала, так милосерднее, ты был совсем маленький». – «Эли тоже была ребенком, а вон что сделала!»

Я совсем окоченела. Мэтт берет мои ладони, растирает их и нежно произносит:

– Айрис потеряла сознание. Бен ее не трогал.

Рухнула под тяжестью правды. Интересно, переписала ли она с годами для себя события, чтобы легче жилось? Я вот попыталась. Только вот прятать секреты под спудом не получается. Рано или поздно их извлекают на свет: темные, грязные и смертоносные. Мой взгляд перебегает на разрушенный дом. Вижу в нем призрак нашей семьи на пикнике. Мама говорила, если съедать корочку от тоста, волосы станут виться; Айрис обещала Бену, что мама поправится. Невинная ложь, которая скрепляет и подбадривает членов семьи. Ложь, за которую мы держимся, потому что правда чересчур безобразна. Чересчур жестока.

Крики. Тревожный треск раций. Вертолет кружит над водой. Моторка прорезает пенный улиточный след в голубовато-серых волнах.

Уиллис смотрит в нашу сторону, ее хвост, вопреки серьезности ситуации, задорно покачивается. Жду, что она сейчас подойдет, но она отворачивается.

«Отсутствие новостей – хорошая новость», – говаривала мама, и я хватаюсь за соломинку, стараясь не вспоминать, что она перестала так говорить после папиного ареста и нескончаемо долгого следствия.

Отпиваю кофе, ощущая соль на губах. В небе висит осколок луны. Скоро стемнеет, и они прекратят поиск.

– Я думала, это ты, – безразлично говорю Мэтту.

– Что я?

– Все. Я не понимала… не понимаю, почему ты меня оттолкнул. С того вечера, как мы поссорились из-за Крэйга, ты всегда ставил бизнес выше семьи. Все на свете было для тебя важнее, чем я. Я думала, у тебя роман с Крисси. Нашла ее фото с… Наверно, это был Бен, но он сказал, что это ты. И записку, которую она написала ему, а я думала – тебе. Джулс случайно услышала, как Крисси говорила по телефону с Беном, и решила, что на другом конце – ты.