Луиза Дженсен - Свидание [litres]

Смотрю на снимок.

Два зайца одним выстрелом.

Если меня посадят, Крисси отмщена, а Мэтту достается дом. Для этих двух дорогих мне людей я – требующая решения проблема. Страх, паника и стыд, которые я испытывала раньше, трансформируются в нечто новое. Острое, как бритва, и готовое поранить.

С фотографией в руке решительно выхожу из комнаты и сбегаю по ступенькам.

Тик-так, Крисси.

Берегись.

Пора заканчивать, пока не погибли мы оба.

Теперь ты вспомнила? Вспомнила, чего ты меня лишила, Эли?

Ты серьезно думала, что это сойдет тебе с рук?

Что я это тебе позволю? Конечно, нет. Ты отобрала что-то важное у меня, а теперь я отберу что-то у тебя. Твою жизнь или твою свободу? Решения, решения.

Сука-карма.

На нижней ступеньке хватаю из сумки мобильный и прохожу в кухню. Отправляю сообщение Мэтту, что с Бренуэллом сегодня вечером гулять не надо, а потом разглаживаю их с Крисси фото на столе и фотографирую. Отправляю Бену. Через несколько секунд вибрирует телефон.

– Откуда у тебя это? – спрашивает Бен.

К счастью, он достаточно хорошо меня знает и обходится без приветствий. Чувствует, как я расстроена.

– Нашла в комнате Крисси, в коробке шоколадных конфет.

– Только не горячись, я сейчас приеду. Мы можем все обсудить.

– Нет. Не пропускай свое совещание. И потом, обсуждать нечего. Я просто убью эту сволочь!

– Кого убьешь?

– Он все еще мой муж.

В телефоне трескучая тишина. Мое сердце несется вскачь. Я жду, жажду, чтобы брат возмутился так же, как и я.

Наконец он заговаривает, медленно, тщательно подбирая слова.

– Но Мэтт не…

Еще секунда молчания. Бен делает глубокий вдох.

– Мэтт больше не твой. Уже много месяцев.

Правда с размаху обрушивается на меня, тяжелая и тупая, как бита для крикета.

– Прости, – говорит он почти шепотом.

– Ты прав.

– Я могу приехать, Кошечка. Хочешь поговорить?

– Надо найти Крисси. Она, наверно, у Мэтта. Больше негде. Она меня подставляет.

– В смысле? С чего вдруг?

Каждое его слово дышит усталостью, и я жалею, что ему позвонила. Он и так выматывается на работе, не хватает еще постоянных хлопот со мной. Надо бы рассказать, как Крисси связана с папой, но не хочется делать это по телефону. Если он хоть на секунду представит, что все это устроили Крисси с братом, то придет в ярость, а я этого не желаю.

– Давай подождем, пока ты вернешься в город. Тогда и поговорим.

Я знаю, что завтра к этому времени уже найду Крисси и восстановлю свое доброе имя. В голове зреет план.

Арест отца освещался не только местной, но и центральной прессой. Кто-то откопал старое, размытое папино фото в кожаной куртке и темных очках: губы сжаты в тонкую линию, целится в объектив. И не важно, что снимок сделан на костюмированной вечеринке, а папа одет как Арнольд Шварценеггер в «Терминаторе». Если приглядеться, виден кусочек голой маминой руки, которую отрезали от снимка. Она была его Линдой Хэмилтон, в джинсах и черной футболке без рукавов. Не важно, что стрелял не папа. Заголовки газет пестрели обвинениями, одно хуже другого: от «Хладнокровно убита молодая мать» до «Замочили на почте». В тот понедельник было решено, что маленькому Бену лучше остаться дома, а я, двенадцатилетняя, должна идти в школу, где буду в безопасности, окруженная дружеским теплом и заботой. Айрис пришла посидеть с Беном, а мама, волоча меня за руку к машине, растолкала плечом репортеров. От вспышек фотоаппаратов рябило в глазах. Щелчки объективов тонули в потоке идиотских вопросов. Мы наступали на них, перешагивали… Как мы себя чувствуем? А как мы должны себя чувствовать?! Не могли же мы, в самом деле, заранее знать, что папа преступит закон. Как будто в отчаянной ситуации любой человек непременно совершает что-нибудь чудовищное… Непостижимо, как можно проникнуть в закоулки сознания другого человека, когда игнорируешь темноту в собственной голове.

Директор ждал нас у ворот и заверил маму, что, если журналисты проберутся на территорию школы, он немедленно позвонит в полицию. Вместо того чтобы, как обычно, побежать к друзьям, я в сопровождении учительницы прошла прямо в класс, точно больная или провинившаяся. Села у окна на заднюю парту. Щеки пылали. Дети на игровой площадке глазели на меня через окно, как на слона с двумя хоботами. Моя белая школьная блузка взмокла от пота и прилипла к спине. Насколько я помню, это был первый раз, когда я вспотела. Я повзрослела за одну ночь. Прозвенел звонок. В класс вошли Мелани, Иззи и Лорен, и я заставила губы растянуться в улыбке – впервые после того, как на дне рождения услышала трезвон в дверь и побежала открывать, ожидая увидеть на пороге подругу. Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, они заняли привычные места, и Мелани метнула в меня взгляд чистейшей ненависти, как будто я причина всех ее бед, а Иззи и Лорен вовсе не посмотрели в мою сторону. Стулья вокруг оставались пустыми, у доски нерешительно переминалась кучка ребят. Учительница скомандовала им садиться.