Луиза Дженсен - Свидание [litres]

Двое малых детей.

Брат и сестра. Крисси – сестра. А где брат? Может, Юэн? Следит, посылает то одно, то другое. Может, все это – изощренная месть? Наверно, они и сожгли бар, чтобы полиция не опознала их по записям с камер. Единственное доказательство испарилось – в буквальном смысле исчезло вместе со струйкой дыма.

Неясные образы, мелькающие в сознании, становятся отчетливее, громче. Отталкиваю ее. Крики. Плач. Они признались, кто они на самом деле? «Мозг защищает нас от того, с чем мы не справимся», – сказал мистер Хендерсон. Значит, вот что прячет от меня подсознание? Неприкрытую, ужасную правду, которую безжалостно передо мной обнажили. Две покалеченных семьи. Но мы с Беном не были жертвами. По крайней мере, не в глазах публики, которая стала нашим судьей и присяжными. Не в глазах детей Шэрон Марлоу.

В последнее мгновение, когда уже загорается красный, проскакиваю светофор, вспоминая, почему зарегистрировалась в приложении знакомств. Уговорила меня Крисси. Я хорошо помню.

«Для смеха. Что такого ужасного может случиться?» – сказала она.

С трудом сглатываю. Ее слова оставили неприятное кислое послевкусие, которое так и не проходит. Ответ Юэну первый раз написала Джулс. На секунду задумываюсь, не замешана ли и она, однако это невозможно. Мы с ней друзья много лет, а идею с приложением для знакомств подала Крисси.

Совпадение.

Синхроничность.

Во мне пульсирует безнадежность жертвы. Внутренний голос шепчет, что я получаю по заслугам, только и всего. Если бы я не требовала подарков на день рождения, папе не пришлось бы воровать и Крисси не потеряла бы маму. Папа не лишился бы свободы. Айрис – независимости. Мама не была бы в таком стрессе и, наверно, не заболела бы болезнью двигательного нейрона. Глаза затуманиваются от слез, и я вытираю их рукавом. Цепочку событий привело в действие единственно мое ничтожное эгоистичное желание иметь айпод, и даже теперь, став взрослой, я не усвоила урок. Я навредила бизнесу Мэтта, выдала его, рассказав про любовные связи Крэйга. Джулс винит меня в том, что из-за моей честности потеряла мужа.

Поворачивая на свою улицу, притормаживаю. Адреналин, который наводнил организм в полицейском участке, схлынул. Чувствую себя побежденной, психически и физически. Почти готова лечь и покорно принять любое наказание. Плетусь по дорожке к дому и отпираю дверь. Слышу радостное цоканье лап по полу. Шершавый язык лижет мне руку. Бренуэлл выделывает пируэты в знак приветствия, и я понимаю, что еще не готова сдаться.

Повесив сумку на перила лестницы и поднявшись через две ступеньки, распахиваю дверь в комнату Крисси. Я сотни раз заходила к ней, падала на постель, пока она переодевалась в пижаму – как неизменно делала, едва вернувшись с работы, – и мы обменивались новостями и обсуждали, что приготовить на ужин. На сей раз ощущение совсем другое. Я вторглась сюда незаконно, без спроса сую нос в ее жизнь. Но мы уже перешли грань доверия и уважения.

Никогда не скажешь, что здесь побывала полиция. На туалетном столике привычно разбросана косметика, на тумбочке у кровати лежит коробка шоколадных конфет, по полу раскидана одежда. Совсем не похоже на обыск, как показывают по телевизору, с перевернутой мебелью и сдвинутыми коврами. «Ну естественно, мы стараемся перевернуть все вверх дном». Слышу сарказм в голосе констебля Хантера. Они оставили все в первозданном виде. Ни дать ни взять – мавзолей, с дрожью думаю я. Наверно, Крисси пытается меня уничтожить, и все-таки я хочу, чтобы с ней все было хорошо. Чтобы она ввалилась в облаке туалетной воды «Дейзи», с извинениями и этими ее «ты не представляешь…».

Чтобы она не знала, кто я на самом деле, как я ничего не подозревала о ней. Мы обе сменили фамилию, никогда не говорили о своем прошлом, о семьях. Кроме Бена, естественно. Она всегда им интересовалась, и сердце щемит при мысли, что она, быть может, и для него что-то готовила. Или ей было достаточно нас разлучить? Но почему теперь? Нелогично, что она вдруг, после стольких лет, разыскала меня без какого-то события, послужившего толчком.

Папа.

В памяти всплывают его слова.

За месяц до освобождения я написал семье Шэрон, погибшей женщины. Точнее, женщины, которую мы убили. Стрелял не я, но все равно у меня руки в крови. У всех у нас, кто в этом участвовал. Мы все за это заплатили и платим по сей день. Мне не дали адрес, но обещали отослать письмо, и я надеялся получить ответ до того, как выйду. Они не ответили. В письме я говорил, как сильно раскаивался. Раскаиваюсь. И что меня выпускают. Обещал остаток жизни пытаться загладить вину.