Меган Миранда - Опасная ложь [litres]

Я никого не могла разглядеть, но меня увидели.

– Нет! – Голос мамы эхом отразился от бетона и пеноблоков и прорезался сквозь подземный холод.

– Мама?

Дойдя до конца лестницы, я с трудом разглядела две тени и ее – нечеткое изображение сквозь слезы – и, вырвавшись из тисков Илая, кинулась к ней через подвал. Я бросилась к ней, почувствовала, как она вдохнула от неожиданности, – одной рукой она меня обнимала, а другой гладила по волосам, прижавшись лицом к моему уху. Она была такая тонкая, холодная, но все-таки настоящая и живая .

– Прости меня, – прошептала она. – Мне так жаль. – Она вся дрожала, и я обняла ее крепче.

Слегла отстранившись, я вдруг заметила у нее на лице синяки, на руках порезы и запекшуюся кровь под ногтями. Она потянулась к моей щеке, провела пальцами по следу от удара. Илай схватил меня сзади за рубашку, вытянув из ее объятий.

– Что ты с ней сделал? – донесся из угла низкий спокойный голос.

Мужчина вышел на свет, и я узнала человека, которого видела в ту ночь. Огромный, с изогнутым вниз ртом и глазами, такими же как у меня, будто отражение в зеркале. Сэмюэль. Имя Сэмюэль Лайтер бурлило по моим венам. Можно ли мечтать встретиться с кем-то и одновременно желать стереть его с лица земли? Похоронить в темнице маминой памяти и оставить там навсегда?

Его глаза бегали от меня к Илаю и обратно, он подошел ближе:

– Я спрашиваю, что ты с ней сделал?

В его голосе была какая-то почти гипнотическая медлительность. Он затягивал – к нему хотелось придвинуться ближе, прислушаться.

– Да ничего, – сказал Илай и выставил руки, как бы сдаваясь. – Просто поймал ее. Она была в доме, пыталась сбежать, но на этот раз я ее поймал.

Сэмюэль взял меня за подбородок и повернул лицо на свет. Его рука была жесткая, в мозолях, мне хотелось вырваться, сбросить ее, но, затаив дыхание, я сохраняла спокойствие. От него пахло кожей и чем-то резким, с привкусом бензина, и инстинктивно мне захотелось бежать. «Осторожно», – подумала я.

– Ты ее не только поймал, – сказал он.

Я почувствовала жжение и пульсацию на щеке, в голове гудело. Он сжал губы, бросил на Илая взгляд, от которого даже мне стало жутко, но затем посмотрел на меня с улыбкой.

– Значит, ты Келси. Наконец-то мы встретились. – Он говорил сквозь зубы с застывшей улыбкой, как кот, который держал в зубах птицу.

То, с чем я боролась, – гул в моей крови, – вернулось. Правда. Зеркало. Моя жизнь – клубок лжи, и вот тот темный подвал, из которого я появилась. Ложь, вшитая в каждую сказку на ночь, страхи, которым меня учили и которые должны были меня защищать, правда смотрела мне прямо в глаза. Ярость искала выход, руки сжались в кулаки.

– Сэмюэль, отпусти ее, – сказала мама, тоже сжимая кулаки.

Пока я не смотрела, Мартин схватил ее за плечи и не давал двинуться. Он был ниже Сэмюэля, а над губой у него красовался шрам. Но в остальном сходство было очевидное. Они были братьями, то есть он тоже мой родственник.

Вот она, родня по отцовской линии, чья кровь течет по моим венам. Если страх можно унаследовать, значит, и это тоже? Это не случайное стечение обстоятельств, а нить, пронизывающая их обоих и, возможно, меня тоже. Меня замутило, но не от страха. Не в этот раз. Сэмюэль послушал маму и убрал руку с моего подбородка. Но не двинулся с места.

– Скажи-ка, Келси. Ты знаешь, кто я?

– Да, – ответила я и почувствовала, как к горлу подступает кислота. Вторая половина меня. – Ты похитил мою мать.

Он глянул через плечо:

– Это ты ей сказала, Аманда?

Потом обернулся, уставившись на мой подбородок, нос, волосы. Снова повернувшись к маме, изобразил подобие улыбки:

– Она больше похожа на меня.

Мама нахмурилась. Конечно, она и так это знала. Она всегда видела его в моем лице. Что еще она видела, из-за чего ей так нужно было прятаться? Была ли я похожа на него тем, как говорила, как себя вела? Может, она учила меня быть похожей на нее, чтобы я не стала такой, как он? Мои глаза загорелись. Все загорелось. Мне хотелось вылезти из собственной кожи, стать кем угодно, только не собой.

Сэмюэль сделал шаг ближе, закрыв собой свет, как при лунном затмении, когда остается лишь тьма.

– Твоя мать воровка и лгунья, – обронил он ядовитые слова. – Ты не верь газетам. Она пошла с нами, потому что сама захотела.

– Потому что я ничего не знала! – закричала она за его спиной. – Я не знала, кто ты на самом деле!

Он покачал головой.

– Все ты знала, – сказал он. – Когда я предложил тебе уехать с нами, мы были вместе уже много месяцев. Месяцев. Мы с тобой одной породы, ты и я. Только я тебя понимал. Я спас тебя от твоей жалкой жизни. И вот как ты мне отплатила? Сбежала, прихватив наши деньги? Я тебя любил, Аманда. Правда любил.