Вульф Дорн - Мое злое сердце [litres]

Он хотел оторвать меня от себя, но я не позволила.

– Нет, тогда мы должны спрыгнуть вместе.

– Нет, только не ты! – Он попытался высвободиться из моих объятий. – Ты ведь ничего не сделала.

– Это не так. Я убила своего брата.

Он уставился на меня, широко раскрыв глаза:

– Это шутка, да?

Я взглянула в бездну, потом снова перевела взгляд на Юлиана:

– Нет. Я расскажу тебе, но не здесь.

Юлиан недоверчиво взглянул на меня, потом немного подумал и опустился на стену. Мы сидели рядом. Наши ноги болтались над бездной, мое сердце сильно стучало, будто хотело выпрыгнуть из груди. Глубоко под нами шумели на утреннем ветру верхушки сосен. И тогда я рассказала ему все.

Пока я говорила, я будто смотрела фильм, в котором играю главную роль. Все было таким ярким, осязаемым, будто я переживала все заново. Я увидела себя стоящей перед детской кроваткой, а в ней вопящего во все горло Кая, который держался за прутья, злой и красный. Он бесился, что не может получить то, что хочет. Его «ма-а-а-аму».

Я взяла его подушку, которую он перед этим выкинул из кроватки, и была настолько зла, что дрожала всем телом. Он никак не унимался. Тогда я бросила подушку в него и попала в голову. Он упал на спину в кровати, глядя на меня испуганным взором. Какую-то секунду царила полная тишина, а потом он снова начал реветь, и здравый смысл покинул меня. Я схватила подушку и прижала ее к орущему лицу, чтобы наконец обрести покой.

Кай мгновенно замолчал. Он бил ногами и руками, его маленькие кулачки колотили меня, а я продолжала прижимать подушку к его лицу. Со всей силы, какая во мне была. Я тоже кричала, но это был крик без слов. Скорее рев дикого зверя. Все вокруг меня окрасилось в огненно-красный цвет. Кровать, мебель, рисунок на покрывале, плюшевый заяц с его глупыми глазами, который ухмылялся, вся комната… все вокруг было красным.

Но вдруг я осознала, что делаю. Как будто кто-то дал мне пощечину и вырвал меня из безумия. Я отняла подушку от лица Кая и посмотрела в его глаза, необычайно расширенные, – зрачки были огромными и черными. Я даже увидела в них отражение себя. Его лицо посинело. В какой-то момент мне показалось, что брат умер. Но он был жив! Жив!

С рыданиями я отбросила подушку прочь, притянула малыша к себе и заключила в объятия. Я плакала, но он молчал. Сначала он лишь тяжело дышал и, казалось, замер от ужаса, но потом крепко вцепился и обнял меня. Он искал у меня защиты. У меня! Хотя именно я была причиной его страха. Я его чуть не задушила, а он обнимал меня так, будто мои объятия – самое надежное место на свете. Я не могла вынести этого. Оттолкнув Кая, я бросилась вон из детской. В ту ночь его больше не было слышно.

– Я убрала подушку почти сразу же, – сказала я. – Я его только напугала. На какую-то долю секунды Кай испугался до смерти. И все потому, что я мечтала попасть на дурацкую вечеринку ради парня, который меня в грош не ставил. Когда я это поняла, не знаю, кто из нас больше испугался – Кай или я.

– Но ты его все-таки не убивала, – заметил Юли – ан. – Тебе не в чем себя винить.

– Думаешь? Врачи сказали, это было кровоизлияние, такое случается весьма часто. Но для него всегда нужен повод. Тогда сосуд легко лопается. Уверена, именно я послужила причиной. Как ты думаешь, следует ли мне теперь тоже спрыгнуть? Решит ли это проблему? Или изменит что-нибудь?

Он отвернулся, и я увидела, что его плечи вздрагивают. Юлиан плакал. Я обняла его одной рукой.

– В каждом из нас есть что-то плохое, – сказала я. – Это та часть, за которой мы всегда должны следить, но иногда она становится сильнее нас. Так случилось с тобой там, на озере, и со мной, когда я оставалась той ночью с Каем. Есть только один выход: мы должны признать, что мы это сделали. Если не признаем, чувство вины будет преследовать и однажды уничтожит нас.

Рассветное солнце окрасило пейзаж в светло-розовый цвет. Я снова увидела свое второе «я». Она стояла поодаль и наблюдала за нами. Но это уже была не девушка-насекомое. Ее бездонно-черные глаза изменились. Теперь это была я. Позади нас послышались звуки полицейской сирены. Машины поднимались по склону. Юлиан поднял голову.

– Пойдем, – сказала я, спускаясь со стены.

Юлиан глубоко вздохнул и последовал за мной. Мы вместе направились к парковке. Вдруг Юлиан остановился.

– Дора, стой, я хочу тебе что-то сказать.

Я посмотрела в его глаза и впервые смогла определить их цвет. Чистый, глубокий синий, как небо в безоблачный день. Но я увидела еще кое-что – мой собственный цвет. Он был очень близок к цвету Юлиана.