Владимир Колычев - Вечность и еще два дня

Звонарева схватила ребенка и рванула с ним на выход с таким видом, как будто украла его. Полина инстинктивно потянулась за ним, но Хворостов удержал ее.

— Если ты сейчас не успокоишься, то никогда больше не увидишь Антошку, — заявил он.

— Я его увижу!

— Увидишь! Если пройдешь психиатрическое освидетельствование и будешь признана дееспособной. Ты меня понимаешь?

Полина кивнула, сжала в кулак нервы, как кучер — поводья лошади. Она уже совершила ошибку, поддалась на провокацию Звонаревой. Больше ничего подобного не произойдет.

Направление в психиатрическую лечебницу ей выписал тот самый пожилой мужчина, который усомнился в ее душевном здоровье. Обследование она могла пройти вне стационара, в поликлинике у психотерапевта. Но освидетельствование уже началось, за ее реакцией на происходящее наблюдали эти люди. Она должна была это понимать.

С таким вот настроем Полина и отправилась в город, в психоневрологическом диспансере записалась на прием к врачу и поехала в больницу, куда был помещен ее сын. По пути она настраивала себя на сдержанность, но едва не взорвалась, когда узнала, куда делся Антошка. Оказывается, его забрала отсюда Варвара, которая не имела никаких прав на это.

Полина колотилась от гнева, набирая номер сестры, но услышала ее голос и призвала себя к спокойствию.

— Антошка у тебя? — сквозь зубы спросила она.

— У меня. Я как раз собиралась тебе звонить.

Судя по звуковому фону, на котором шел разговор, Варвара ехала в машине.

— А раньше не могла?

— Ты позвонила бы в опеку, устроила бы скандал. Тогда твой Антошка остался бы в больнице. Ты была там, все видела. Это же кошмар!..

— Кошмар — это то, что сейчас происходит со мной наяву.

— Это же правда, что тебе снятся кошмары?

— И привидения по дому ходят. Можешь приехать, поговорить с Вадимом. Если хочешь.

— Шутишь? Хорошо, что ты на это способна. Значит, не все еще потеряно. Ты жалобу в прокуратуру написала?

— Жалобу?

Если Варвара хотела сбить Полину с толку, то ей это удалось.

— Да, жалобу. На неправомерные действия службы опеки.

Полина кивнула. Говорил ей Хворостов насчет прокуратуры, но она думала, что там все само разрешится. Прокурор рассмотрит вопрос, завернет ходатайство службы опеки. А как он это сделает, если со стороны Полины нет никаких претензий?

— Напишу!

— Давай поторапливайся, дело нужное. И в психиатричке хвост держи пистолетом. Здоровая ты, дееспособная, и Антошка должен быть с тобой. Поговорить с ним хочешь? — весело спросила Варвара, окончательно сбив Полину с толку.

Антошка находился рядом с Варварой, в детском кресле, Полина поговорила с ним, успокоила сердце. Связь оборвалась. Видимо, автомобиль Варвары вошел в зону неуверенного приема.

Перезванивать Полина не стала. Ей нужно было ехать в прокуратуру. До конца рабочего дня оставалось совсем немного времени. Жалобу она подала, ее зарегистрировали, приняли к рассмотрению.

Переночевала Полина в дешевой гостинице в многоместной комнате, а утром была в психдиспансере.

Вялый врач начал за упокой. Сперва он со скучающим видом, неохотно задавал Полине глупые, как ей казалось, вопросы, затем возбудился, заставил ее рассказать всю историю своих злоключений. Он постоянно перебивал Полину, пытался вызвать в ней чувство вины, давил на совесть, как будто это ее голос провоцировал видения и голоса в голове.

Полина понимала, что врач намеренно пытается вывести ее из себя, держалась в рамках. На вопрос о том, считает ли она себя не совсем здоровой, женщина ответила утвердительно. Если человек признает себя больным, значит, он уже как минимум не безнадежен.

Врач назначил ей стационарное лечение от депрессии с одновременным обследованием, и Полина отправилась в больничную палату. Тогда-то для нее дурдом и начался.

Одна пациентка чистила себе чакры, медитирующими движениями оглаживала свою ауру. Женщина с трясущейся головой с кем-то разговаривала, отстраненно скручивала в косичку прядь волос. Бабка в клетчатой косынке не сводила с Полины глаз, пыталась ее загипнотизировать. Еще одна женщина лежала поверх одеяла, прямо в одежде, сложив на животе руки. Она не шевелилась, очень убедительно изображала из себя покойницу.

Полине вдруг очень захотелось лечь рядом с ней. Нет, не умереть, просто пережить в небытии ужасающую данность своего положения. Как можно было жить в этом кошмаре, который из снов перенесся в реальную жизнь? Нужно быть очень здоровым человеком, чтобы не сойти с ума в психушке, а Полина этим, увы, похвастаться не могла.