Владимир Колычев - Вечность и еще два дня

На нее навалился Миша, лохматый, небритый, весь в крови. Он вталкивался внутрь больно, грубо. Полина закричала, оттолкнула его и проснулась.

Антошка сидел в кроватке, плакал, глядел на мать. Полина сходила с ума у него на глазах. Он это как будто чувствовал, поэтому смотрел на нее совершенно осмысленно и даже плакал тихо.

Полина села, приложила пальцы к вискам, пытаясь восстановить душевное равновесие. Вадим не смеялся, не ходил по комнате, мама молчала, Миша не давал о себе знать, но тревожное ожидание не покидало ее.

Она легла, закрыла глаза, и кошмары снова навалились на нее. Сначала Миша зарезал Вадима, а затем она убила его самого. Было много крови, криков, стонов. Потом появился Кирилл, и Полина опять подняла его на вилы. Она в который раз переживала ужасы своего недавнего прошлого, испытала чувство полной беспомощности, когда оказалась под землей, в подкопе, который вдруг стал для нее могилой.

Полина барахталась, кричала. Антошка просыпался, она успокаивала его и себя, а потом возвращалась к своим кошмарам.

Проснулась она поздно, часы показывали половину десятого утра. Антошку давно уже пора было кормить. Кошмарные ночи выматывали ее, и с этим нужно было что-то делать.

Полина уже ходила к врачу, тот прописал ей таблетки, но они не помогали. Значит, нужно брать себя в руки без посторонней помощи, набрасывать на плечи ярмо, всерьез впрягаться в работу. Лето уже скоро, а у нее только треть огорода засажена, сорняк пышным цветом прет. И живность Полина не заводила, некому даже яичко снести. В доме давно уже не убиралась.

Полина поднялась, накормила ребенка, вышла во двор, глянула на огород. Да, надо за дело браться, но в ногах слабость после дурной ночи, и живот что-то разболелся. Нельзя ей перетруждаться, но придется. Что-то затянулась депрессия, ломать себя надо, загружаться работой под самую завязку. Тогда и кошмары отступят.

Но сначала надо умыться, причесаться, а то она совсем уже себя запустила.

Полина повернула к дому и увидела людей, которые шли от калитки. Дружка нет, предупредить о появлении гостей некому. Калитку, видимо, открыл дядя Леша, который замыкал процессию.

Их было трое: худенькая плоская женщина с глазами стервы, полный неуклюжий молодой человек в очках с искривленной дужкой и солидного вида пожилой мужчина с крупным носом, лоснящимся от подкожного жира.

Дядя Леша всем видом давал Полине понять, что сам он в эту компанию затесался случайно, исключительно по долгу службы.

Женщина была одета неважно — шерстяная кофта с растянутыми боковыми карманами, невзрачная дешевая блузка, старомодная юбка. Но на Полину она глянула как законодательница мод на деревенскую клушу. Эта особа ничуть не сомневалась в своем праве осуждать ее за ужасный внешний вид. Таких полномочий у нее не было, но Полина действительно выглядела неважно.

— Вы что-то хотели? — с недобрым предчувствием спросила она.

— Звонарева, старший инспектор службы опеки и попечительства, — скороговоркой озвучила женщина свою фамилию и должность.

Молодой человек в очках кивнул, присоединяясь к ней. То ли он тоже был Звонаревой, то ли, как и она, работал в службе опеки. Впрочем, Полину его личность не интересовала. Ее убивал сам факт вторжения в жизнь этой вот карательной службы.

— И что все это значит? — спросила Полина, загнанно посмотрев на Хворостова.

Он не мог защитить ее. Но пусть дядя Леша хотя бы объяснит, в чем она провинилась и чем это все может для нее закончиться.

— Да вы не переживайте, Полина… — Пожилой мужчина взял паузу, ожидая подсказки.

— Можно просто по имени, — разрешила она.

— Просто Полина, — пережевывая услышанное, проговорил мужчина.

Он не представлялся, но женщина и парень смотрели на него с замиранием, как на своего начальника. Может, это был самый старший инспектор службы опеки.

— Круги у вас под глазами, — заметил он и осведомился: — Не спите по ночам?

— Сплю хорошо, просто сильно устаю. Работы много, — ответила Полина и кивнула в сторону огорода.

— А мне кажется, что у вас бессонница. На почве нервного срыва.

— Ну нет.

— Кошмары по ночам снятся?

— Нет.

— Ну как же нет, если да. — Мужчина выразительно глянул на Хворостова. — Да вы не переживайте, Полина. Всему этому есть объяснение. Не правда ли?

— Это вы о чем?

— Домашнее насилие, убийство сожителя. Разве все это не должно было отразиться на вашей психике?

Полина усмехнулась, вспомнив, как умирала от жажды в темном подземелье, задыхалась в подкопе, который мог стать ее могилой. Все это теперь называется домашним насилием? Миша гонялся за ней с ножом. Это как называется? Отрезать бы нос этому умнику и посмотреть, как он это назовет.