Стасс Бабицкий - Люди гибнут за металл

Он приложил влажный платок к лицу, зажимая нос и рот, большим пальцем другой руки подковырнул резиновую пробку и выплеснул яд на запястье Мармеладова. Это было проделано весьма ловко, генерал сумел моментально закупорить пузырек и поспешил к выходу, не скрывая своего ликования.

Но за дверью стоял следователь Шпигунов с двумя вооруженными городовыми.

— С дороги! — голос через платок звучал глухо. — Уходите, здесь опасно оставаться!

Следователь не шелохнулся. Тогда генерал попытался прорваться силой, но полицейские отбросили его обратно в комнату, без всякого уважения к чинам и наградам.

— Пустите, остолопы! — ярился убийца. — Каждый лишний вдох сводит в могилу и вас, и меня!

— А вот тут вы ошибаетесь, — раздался насмешливый голос сыщика.

Мармеладов отломил корочку ржаного хлеба, стер яд с запястья и отправил в рот.

— Ядреная горчица. Аж слезу вышибает.

— Это что же, — остолбеневший генерал опустил руку с мокрым платком, — обычная горчица?

— Разумеется. К чему ненужный риск? Мы первым делом отправились в университет, поговорили с химиками и выяснили, что за яд может быть в пузырьке. Потом со всеми предосторожностями доставили его в полицию. А в похожий флакон я налил приправу, которую делает наш дворник Капитон. Занятная личность… С обеда сидит в рюмочной на углу, пропивает два рубля. В его опустевшей дворницкой следователь и устроил засаду — оттуда удобнее всего наблюдать за входящими в дом. Как увидел ваш мундир, свистнул городовых, те мигом встали у дверей да под окном.

— Значит, вы разыграли эту комедию, только чтобы поймать меня?

— И вы попались, как необстрелянный новобранец, — подмигнул Шпигунов.

— Я? Попался? И в чем же вы намерены меня обвинить?

— Да вот, хотя бы в покушении на жизнь господина Мармеладова.

— При помощи горчицы? Не смешите, — генерал уже взял себя в руки и говорил развязным тоном, как человек, которому совершенно нечего бояться. — Вряд ли суд признает мою вину.

— Тогда… Э-э-э… В убийстве химика.

— Опять промах. У вас нет ни единого факта, доказывающего, что я встречался с покойным.

— Но вы… — следователь замешкался. — Вы присылали адъютанта, чтобы справиться о здоровье отравленного!

— Мой адъютант будет это отрицать. Яким и кучер — тоже. У вас останется лишь слово вдовы, которая, насколько мне известно, и сама под подозрением в этом расследовании.

— Но яд… Яд, который сейчас хранится в полицейском участке. От такой улики вы не отмахнетесь!

— О, я буду утверждать, что вижу эту склянку впервые. Ни одного документа, связывающего меня с горчичным газом, не найдете. В нашем ведомстве секретность — не пустой звук.

— Но… Но… Но…

Генерал застегнул воротник мундира и спросил официальным тоном:

— На каком же основании вы собираетесь меня арестовать?

Шпигунов бросил умоляющий взгляд на сыщика, тот отщипнул хлебный мякиш и произнес:

— На основании вашего признания в убийстве химика и в измене государю.

Генерал засмеялся — искренне, в полный голос, окончательно избавляясь от нервного напряжения последних минут.

— Ха! Признание? А кто его слышал, кроме вас? Слово сыщика против слова генерала. Что перевесит в суде? Кому поверят?!

— Однозначно, вашему слову, — склонил голову Мармеладов.

— В таком случае, нам не о чем больше говорить. Я ухожу!

— Не торопитесь, пан отравитель, — Конрад Дульцкий вылез из-за высокой спинки дивана. — Умоляю, задержитесь еще на пару мгновений.

Генерал нахмурился:

— А ты кто такой?!

— Моя фамилия не имеет никакого значения. Запомните другую: Берлинер. Эмиль Берлинер, изобретатель диска для записи звука.

Он поднял с пола граммофон, нежно и ласково, как упавшего на землю ребенка, перенес к столу и примостил на углу, рядом с подносом.

— К сожалению, звуковую дорожку длиннее семи минут на этих дисках сделать не получается. Поэтому мы договорились об условном знаке: когда пан сыщик щелкает пальцами, я включаю аппарат… Так-с… Готово!

Звуковой мастер крутанул ручку и поставил иглу на середину диска. Из трубы послышался вполне узнаваемый голос:

— …продам Его Императорскому Глупейшеству! Я ненавижу…

Генерал рванулся к граммофону, но Шпигунов перехватил его запястье и вывернул руку.

— Аааааай! Пусти, сволочь! Пусти-и-и!

Злодей скрючился и завизжал, как побитая собака. Полицейский следователь потащил его к двери, отдавая приказы на ходу:

— Граммофон заберите. Накройте шинелью, чтоб ни одной капли дождя на пластинку не упало! Головой ответите! Да что же ты творишь, бестолочь?! Сними трубу, без нее же удобнее…