Камбрия Брокманн - Скажи мне все

До того как моего прадеда поймали, он в течение десяти лет похищал людей и выпускал их на волю в своем поместье, площадь которого была чуть меньше ста акров. Он говорил им, чтобы они бежали, спасали свою жизнь, а сам выслеживал их, убивал из ружья и закапывал на коровьем пастбище. Полиции понадобился почти год, чтобы найти все трупы. Я видела бурые, зернистые фотографии мужских тел, выкопанных из земли. И всегда гадала, кем были эти жертвы и почему мой прадед убил их.

Отец объяснил, что та странность в мозгу, которая отвечает за эмпатию, может быть генетической. «Ген маньяка», как он назвал это. Однако она может оставаться неактивной и пробудиться только в результате какой-то детской травмы. Родительское насилие и всякое тому подобное. При должном воспитании с этим можно справиться. Его мать, дочь Охотника, всегда пристально наблюдала за моим отцом. Она была матерью-одиночкой, что в то время бывало редко, поэтому работала сверхурочно, дабы обеспечить своему сыну здоровое и счастливое детство. Думаю, из-за того, что мой папа рос без отца, он остро понимал, как важно родительство, и потому уделял много внимания мне и Леви. Моя бабушка научила его общаться с другими людьми, показала ему, что такое любовь и сочувствие, сделала все возможное, дабы удостовериться, что, если он и унаследовал эту особенность, все равно будет хорошим человеком – чтобы он жил как нормальный член общества. И это ей удалось.

Должно быть, мой отец увидел некие признаки в Леви. Его поведение. То, как он манипулировал моей матерью и убил Бо. Это должно было стать лишь началом. Моя мать настаивала на том, что это всего лишь «стадия роста», но она ошибалась. Ему не помогли вовремя и тем способом, который нужно было применить. Во мне отец разглядел потенциал, поэтому научил меня, как быть нормальной. Вряд ли он осознавал, что это делает меня еще более опасной – умение притворяться, будто я что-то чувствую. Ни у кого не было возможности правильно оценить мой потенциал, а я изо всех сил старалась его скрывать.

Я выбрала Хоторн, потому что он находился не в Техасе. Мне было невыносимо и дальше жить среди жары, невыносимо было видеть на лице матери разочарование во мне. Университеты «Лиги плюща» отказали мне: первым моим выбором был Йельский университет, вторым – Гарвард, третьим – Принстон. Ни в один из них меня не захотели принять, потому что у меня отсутствовали внеклассные увлечения и общественные интересы. И не важно было, что я лучшая в своем классе, что у меня идеальные баллы в аттестате. Ничто из этого не имело значения. Мое резюме, где отсутствовала внеклассная деятельность, насторожило приемную комиссию. В Хоторне, должно быть, это упустили из виду, и в решающий день мое полное отсутствие заинтересованности в других людях затерялось в ворохе бумаг. Пришлось принять то, что я могла получить. Хоторн-колледж, стоящий на нижней ступеньке «плющей», был моим единственным вариантом.

В начале моей жизни здесь все было пустым и легковесным. Друзья, занятия, мероприятия, вечеринки. Я брала то, что могла получить, и держалась за это. Я не собиралась действительно питать какие-то теплые чувства к Руби. Дело было лишь в том, что мне удалось легко добиться ее дружбы. В тот день в столовой Аманда проделала за меня всю работу, поставив Руби в уязвимое положение. Я спасла ее, помогла прийти в себя. На самом деле это было сыграно идеально. После этого я стала лучшей подругой Руби. Ее самой доверенной союзницей. Мне не пришлось особо утруждаться, чтобы она привязалась ко мне. Руби сама проделала всю работу: она писала мне сообщения, просила меня пойти куда-то с ней. Оставляла свой дневник на виду – словно это был журнал в приемной, – доступным для прочтения и анализа. Это оказалось проще, чем я думала, – обзавестись друзьями.

В общении с ними я иногда принимала сомнительные решения, поскольку, если б я этого не сделала, их проблемы только усугубились бы. Я читала дневник Руби, чтобы узнать ее по-настоящему. Если б я этого не делала, то могла бы не догадаться о склонности Джона к насилию. Я оставалась бы в неведении, как и все остальные. И если б в осеннем семестре нашего последнего курса я не заполучила рецепт на таблетки от тревожного расстройства, Макс мог впасть в состояние, когда его панические атаки сделались бы непрерывными. Он готов был сломиться под тяжестью того, что нес внутри – любовь к Руби, ненависть к Джону… Это было ради них, я делала это для их блага. Им следовало бы благодарить меня за то, что я им помогала.