Ирина Кошман - Силки на лунных кроликов

– Давай, моя хорошая, мы положим тебя на пол, – это был чей-то женский голос.

Не надо, не надо…

Девочка начала брыкаться, гнев черным дымом начал застилать ей глаза. Чтобы усмирить ее силу, единственный мужчина в комнате сжал ее в сильных «объятиях». Она почувствовала, что задыхается. Ее голову тоже укутали в одеяло. Темнота накрыла мир, и она не могла понять: как могла так сильно ее раньше любить? Свет. Маленькая щелочка света. И Алиса смотрела в нее, тянулась к ней, вся жизнь теперь сосредоточилась в этой щелочке.

Не надо, не надо!

Хотелось закричать, но воздуха в легких не хватало. Ее положили на пол.

– С ней всё будет хорошо? – спросила Катерина, нагнувшись над бугорком в одеяле.

– Это одеяло символизирует материнскую утробу, – отозвался Дмитрий. – Теперь ей нужно родиться заново. Садитесь.

Он указал на ту часть «кокона», в котором находились ноги Алисы. Катерина села с самого краю.

– Нет-нет! Садитесь полностью, всем весом! – закричал мужчина строго.

Катерина уставилась на него в ужасе.

– Не бойтесь, – отозвалась Валентина. – Всё будет хорошо. Она должна почувствовать тяжесть. Почувствовать то, что чувствует новорожденный.

И Катерина, вспомнив всё, что ей пришлось пережить за последние полгода, навалилась на ноги Алисы. Девочка вскрикнула, но никто этого не расслышал. Она всё еще пыталась вырваться, но ничего не выходило. Она мычала и стонала. Кто-то навалился всем весом на ее таз, кто-то сдавил ей ребра. Алиса не могла дышать.

– А-а-а… – простонала девочка.

Так плохо ей не было никогда. Она пыталась припомнить весь страх, испытанный ею за короткую жизнь. И даже если собрать его в один огромный сундук, он не смог бы перевесить тот ужас, что девочка испытывала сейчас.

Я умираю, папа. Умираю. Ты лгал мне. Лучше бы солнце сожгло меня. Но не они…

– Рождайся! – загремел басовитый мужской голос.

Катерина вздрогнула и слегка ослабила хватку.

– Когда она начнет двигаться, прижимайте ее сильнее, – сказала одна из женщин.

Просвет в одеяле был таким маленьким, но таким манящим. Свет еще никогда в жизни не был таким желанным для нее. Она вглядывалась в него, пыталась вытянуть руки, коснуться пальцами, но ничего не выходило. Ее тело было скованно. Кто-то всем весом сжал ей ребра.

– Я не могу дышать, – говорила она, но на деле только шевелила губами.

Боль нарастала.

– Рождайся!

Рождайся… Рождайся…

Снова образы лунных кроликов. Тех самых кроликов, которых она видела на желтом велосипеде. Маленький детский велосипед с маленькими белыми кроликами.

Это были мы…

Рождайся… Рождайся…

Алиса попыталась вспомнить свое рождение. Туман, из которого она долго выплывала. Но память ее лишь взрывалась вспышками серых картин. О том, как она училась читать, как выпадали ее зубы, как она впервые вышла наверх. И было что-то еще. Что-то более давнее, болезненное, страшное. Сознание спрятало это в маленькую свинцовую коробочку, запечатало в цепи, повесило замок. И взломать этот замок не представлялось возможным.

Но сейчас, под тяжестью взрослых тел, она мысленно просачивалась в замочную скважину. Оказавшись в кипельно-белой комнате, она видела трещины. Белая краска, которой были покрыты стены этой воображаемой комнаты, трескалась, осыпалась, а под ней темно-серый бетон. Стены ее норы. И тот же мерзкий запах ударил в нос.

Нет, я не хочу возвращаться. Выпустите меня. Выпустите меня!

И она сделала еще одно усилие.

– Подбодрите ее, – произнес чей-то женский голос. Теперь разобрать, кому он принадлежал, не представлялось возможным.

– Как? – спросите Катерина.

– Говорите, как ждете ее рождения.

– Я жду рождения своей девочки, – голос Катерина дрожал. – Я мечтаю о ней. Я буду расчесывать ее волосы, – она закрыла глаза и заплакала.

Образ ее дочери снова встал перед глазами. Вот она впервые на руках, впервые берет грудь, впервые смеется, ходит. А потом черная пропасть, бездна. И маленькое желтое платье.

Алиса почувствовала, как гнев, подобно черной дыре, засасывает ее всё глубже и сильнее. Она стиснула зубы так, что хрустнула челюсть. Изо всех сил она закричала, набрав полные легкие воздуха. И грудная клетка с силой толкнула того, кто сидела на ней сверху. Удалось высвободить одну руку, выпрямить ее и прикоснуться к свету. Но взрослые еще сильнее навалились. Теперь в этой темной душной норе она вспомнила конфету. Ту самую конфету, которая вызвала такую ярость.