Иван Солнцев - Полет курицы

– А что? Так это и выглядит.

– Ты все еще пытаешься поставить себя во вчерашние рамки, соотнести желаемое и действительное и получить равенство.

– Да ну! – я вскакиваю из кресла; кресло откатывается назад и врезается в стол, едва не роняя стоящий у края «макбук»; быстро подхожу вплотную к Таначадо. – Хочешь сказать, я горю желанием поставить знак равенства между желаемым безумием и реальным? Я путаю реальность и вымысел, но не понимаю, где именно происходит путаница.

– Ты кусаешь себя за свой же хвост этим, – Таначадо пожимает плечами и не оборачивается ко мне, словно выискивая взглядом новых «собачек» за окном. – Как тупая псина. Но все так, как есть. Именно так, как ты видишь. Пойми – есть вещи, которые стали доступны тебе совершенно неожиданно; вещи, которые казались тебе мистикой, сказкой, бредом, но оказались истиной. И с этим надо уметь справляться.

– Легко сказать.

– Легко сказать, что ты несешь какую-то ахинею про галлюцинации и безумие после того, как своими глазами видел, как охотники гяртуков могут воздействовать на этот мир.

– Когда от меня уже что-то понадобится? – упираясь кулаком в стену и закрыв воспаленные, саднящие глаза, спрашиваю я.

– Сейчас от тебя требуется выжить и дождаться указаний от мастера Эладу и от меня. Кто это – я тебе потом объясню. Я думаю, все будет достаточно скоро, потому что напряжение илетерр гяртуков в разных точках все выше.

– Сурово.

– Знаешь, что действительно важно за всей мишурой твоих жизненных коллизий, за всеми выборами, за всеми ошибками и победами? – выкидывает риторический вопрос Таначадо.

– И что же?

– Если бы общество не потребляло – оно бы самоуничтожилось. Оно бы захлебнулось в собственной агрессии, в неудовлетворенности жизнью, во мраке и злобе. Если бы мы не открыли для человека радость потребления, не открыли ему сублимацию, имитацию тех или иных процессов, не слили его жизнь с этими благами, ненависти, вражды и жестокости было бы только больше.

– Ну, даже не знаю.

– Поверь – на самом деле, все войны, всю борьбу за ресурсы, всю преждевременную смерть в современном мире устраивают только гяртуки. Они инициируют проблемы, вставляя нам палки в колеса, создавая дефициты и вынуждая людей проводить экспансию с целью захвата ресурсов. Вся существующая духовная среда, все успехи и достижения дипломатии, вся стабилизация условий жизни – это наши заслуги. Никакие производственные подвиги и научные открытия не могли бы иметь место быть, если бы не наша организация человеческой экономики. Именно мы придаем цену всему, придаем значение каждой вещи, производимой на ваших заводах и фабриках. Именно мы давали индульгенции душе человека, перенося ответственность за его неудачи с его самого на неправильные, требующие замены вещи этом мире, на машины, на деньги, на наркотики.

– Это-то вы складно придумали, – замечаю вскользь. – А как насчет бирж и фьючерсов?

– Мировой кризис развивается, и теперь наша задача – не дать силам гяртуков поломать все то, за что мы боролись, – игнорирует мой вопрос Таначадо.

– Звучит, – усмехаюсь и встаю. – Пойдем на кухню, пить охота.

– Кстати, труднее всего с илеттер тех, кто работает на два лагеря, – на ходу продолжает свою лекцию Таначадо. – Тех, кто зарабатывает на жизнь в рекламе и развлечениях – литературе, кино и так далее, но постоянно критикует в своих книгах, фильмах, статьях мир торговли и развлечений, потребление и продажу, зарабатывая баллы, вроде как, от обеих команд. Проблема таких творцов в том, что с них очень трудно снять прибыль.

– Подлые твари, да?

– Кусать руку, которая кормит, очень характерно для людей. Правда, мы достаточно хорошо научились это использовать, чтобы жаловаться.

– За вас, – залпом выпиваю залпом стакан минералки, и когда стакан опускается, Таначадо уже нет рядом. Как и трупа «собачки».

Я точно проснулся?

Где-то в час дня мне звонит мать. Снова долдонит что-то про сбор у тетки. Сумбурно и иносказательно объясняет что-то там про девять дней.

Так, значит, это вообще через долбанных полторы недели, но она звонит почти каждый день? Самое время!

Говорю, что обязательно перезвоню и скажу, что да как. Спрашиваю, как у нее дела. Она ничего не отвечает. Кажется, она в ярости. Еще несколько фраз – и разговор заканчивается. Смотрю на экран телефона. Кому я хочу позвонить? Или, может, отобедать? Но есть я не хочу. Совершенно.

Почему-то только сейчас я четко осознаю, что не сплю как следует уже четыре ночи, и что проблема эта достаточно серьезная. Вообще, я даже не уверен, что сплю хоть сколько-то.