Иван Солнцев - Полет курицы

О да, а еще приезжали Бэтмен и Железный Человек на маршрутке. Очень интересно.

Говорю, что у меня масса дел и ухожу в подъезд. Консьержка смотрит на меня чуть ли не с сожалением. Высокомерно приподнимаю голову и захожу в лифт вместе с какой-то малолетней пигалицей, которая всю дорогу до двадцатого этажа болтает с кем-то по мобильнику, хвастаясь тем, как много она выжрала этой ночью и как отшила несколько парней, предлагавших ей отсосать в туалете. Это чертовски долгий путь в двадцать этажей, и меня так и тянет объяснить этой сучке, где ее место в Табели о Рангах Алкоголиков и Придурков, но я стойко выдерживаю это испытание и добираюсь до своего убежища сохранившим внешнее достоинство.

Чего не скажешь о внутреннем, так как после легкого завтрака начинается удивительная серия метаморфоз моего состояния. Кстати, уже вернувшись домой, я вспоминаю, по какой причине сейчас в подземном паркинге на моем парковочном месте не стоит моя же машина. Я умудрился уехать на такси, которое мне вызвали в клубе и даже не перепутал адрес, который надо было назвать водителю. Все-таки, возможности человека действительно не ограничены рамками очевидностей. Значит, если я не хочу дремать на заднем сиденье такси по пути на работу в понедельник, уже завтра днем мне необходимо добраться до клуба и перегнать машину домой. Либо нанять трезвого водителя, но это уже будет перебор. Сажать на своего коня другого седока – лично для меня противоестественно.

Незадачей во всем этом видится разве что периодический – раз в полчаса, – понос и ощущение простуженности, сменяющееся полным покоем. «Качели» все еще в действии. А это не может означать ничего, кроме разрушения теории об этимологии моего похмелья. Все дело в «колесах», ставлю свою квартиру и машину на спор. В очередной раз отсидев время умопомрачительного кишечного спазма на унитазе, я нахожу телефон и набираю номер Михи. Этот козел выключил телефон. Еще в студенческие годы после лютых, демонических пьянок он любил вырубать телефон до понедельника, чтобы спокойно отмокать все оставшееся время. Говорил, ему только такой режим помогает восстанавливаться. И действительно – в понедельник на парах он был, как огурчик, хотя все нормальные люди иной раз не успевали отойти и ко вторнику. А я ведь даже не знаю, где недоумок живет, чтоб нарушить его покой и разбить ему морду вот этим самым креслом из IKEA – благо, оно стоит не дороже трехсот долларов. Да и ехать куда-либо я не готов. Но при первом удобном случае…

Ох ты черт, я же обещал Алине, что позвоню ей. Надо срочно написать ей какую-нибудь чушь в стиле женского «у меня голова болит».

Наверняка, гастарбайтер-барыга выдал Михе какое-нибудь фильтрующее лекарство, а обо мне он даже не подумал. Вот это особенно обидно. В связи с этим, я еще разок набираю номер своего друга-урода и, получив « Аппарат абонента сдох, спит и плевать он хотел на тебя, Эдик », отбрасываю мысли о скорой мести.

Это дерьмо, что я принял, смахивало по действию на спидбол – рывки то в интенсив, то в покой. Но ведь я ни черта не колол. Ничем не ширялся. Вены чистые, как первый снег. Просто съел «колесико», не более того. Что-то вроде «экстази». И большего, чем ярких вспышек перед глазами и абсолютного отключения рационального мышления я не ощутил. Интересно, сколько Миха отдал за это?

Уже опившись пойла из магазина и, по крайней мере, окончательно избавившись от тошноты, я запоздало вспоминаю, что у меня на аварийный случай были специально отложены литровый пузырь «баккарди» и привезенное на заказ недавно черное немецкое пиво в пятилитровой бочке. Ну, и бог с ним. Надо быть ближе к народу. Особенно – когда чувствуешь себя, как кусок гнилого мяса, который никто не удосужился убрать с палящего солнца.

Ночью, глядя в телевизор с выключенным звуком и посасывая черное немецкое из высокого стакана, я почему-то думаю о том, как много народа полегло в две тысячи двенадцатом. Странный год был. Люди просто умирали один за другим, словно бы предвкушая глобальный крах, повсеместное разрушение, агонию мира, но ничего такого не случилось. Год завершился, период напряжения прошел, а мертвые так и остались мертвыми. Ничего нового. Каждый очередной год – как и прежний. Слишком условное разделение, слишком надуманное. В этот Новый год я хотел бы уехать ото всех. Куда-нибудь в Альпы, например. Просто оставить весь этот цирк уродов. Просто убежать.

Только от кого именно?

Воскресенье