Джиллиан Макаллистер - Все, что вы скажете [litres]

Рубен роняет голову, подбородок ударяется о грудь. Надеюсь, что однажды, когда я выйду или когда он со всем этим смирится, он будет гордиться мной, несмотря на всю эту грязь. Может, он найдет, что можно полюбить и чем можно гордиться, среди всей этой мерзости, – и это будет похоже на сверкающие дождевые капли внутри паутины. Может быть, однажды он поймет, какой я была смелой, встретившись лицом к лицу совсем, что натворила.

– Мне жаль, – говорю я ему.

– Не надо передо мной извиняться, – говорит он, и я удивлена тем, что его голос такой резкий. – Но дети, – продолжает он, глядя на меня, – как же наши рыжие малыши?

– Придется с этим подождать.

Он снова начинает плакать.

Потом меня уводят. Я вся дрожу, когда захожу в зал суда. Это последний раз, когда я дышу настоящим, чистым воздухом, это последние окна, которые я вижу, и последний раз у меня в руках сумочка, а на ногах туфли. Последний раз я держу мужа за руку. И я стараюсь принять все это, но наслаждаться этими умирающими мгновениями невозможно.

Мне дают четыре года. Приговор смягчен только благодаря признанию вины. Отсижу я года два и два года условно.

Два года.

Два Рождества.

Почти семьсот рассветов, которые я пропущу, если в моей камере не будет окна. Может быть, там будет окно с решеткой, в которую можно будет просунуть руку.

Девяносто три воскресных вечера, и ни один из них не будет проведен с беспокойными мыслями о новой рабочей неделе.

Два года.

Два оборота вокруг солнца.

Казалось бы, все мои мысли должны быть заняты крахом семейной жизни, но вместо этого я думаю про Эда. Сажусь в машину и твержу про себя: «Он знает, знает, знает!» Я была такой безрассудной. Вспоминаю все сцены, свидетелем которых он стал: полиция у моего дома, разговор с Аишей в автобусе, ложь про Уилфа, раскрытая Рубеном, и поиски одежды.

Завожу машину и направляюсь в никуда, прочь.

Вот что значит быть преступником – падать глубже уже некуда, я достигла дня. Я убила человека и попыталась скрыть это, спрятав улики. И побег никак не ухудшит ситуацию. Я уже вне закона.

Еду вдоль нашей улицы, затем сворачиваю направо и выезжаю на эстакаду. Движение очень плотное, не знаю почему. Я даже не уверена, какой сегодня день. Может быть, утро понедельника и час пик?

Не включая поворотник, я на полной скорости выезжаю на круг. Моя травмированная рука онемела и болит, пока я перехватываю руль. Не могу сказать с уверенностью, что я не заметила приближающийся автомобиль, может, мне просто было все равно.

Его фары как загоревшиеся от удивления глаза, и я слышу металлический скрежет и чувствую резкий толчок вперед. Но все мои мысли заняты другим, а слон продолжает топтаться по груди.

А затем – провал, пока я не прихожу в себя.

Последний ключ отпирает последний замок, и меня выпускают безо всяких церемоний. Никто не может видеть и чувствовать то, что чувствую я: как будто позвонки в моей шее вытягиваются, когда я смотрю сначала налево, потом направо и впервые за почти два года вижу горизонт вдали. Как странно слышать аромат духов проходящей мимо женщины, я даже пытаюсь выделить их основные ноты – что-то древесное. Нос отвык от новых запахов. В течение двух лет я нюхала только сигареты во дворе, безвкусную еду и пот. Запахи снаружи ощущаются странно и неуверенно.

Н автобусной остановке в конце дороги установлено электронное табло, как в метро. Я иду вперед – и это моя самая дальняя прогулка за последние годы, – и меня охватывает чувство, что все изменилось, хотя вокруг то же небо, то же солнце и апрельский ветер треплет ту же траву. Но все другое, чужеродное. Ощущаю укол беспокойства и начинаю разговаривать сама с собой, как советовал консультант. «Я в безопасности, я полноценный человек. Эти мысли обманчивы».

Успокоившись, поворачиваю за угол к парковке.

И он там.

Рубен сидит в нашей машине, работающей на холостом ходу.

– Куда ты хочешь поехать? – нежно спрашивает он под урчание двигателя. Он не поворачивается ко мне полностью, не целует меня в качестве приветствия. Консультант предупреждал, что так может быть. Офицер по надзору не захотел ничего обсуждать, но консультант все объяснил.

Консультант – Алан – сказал, что освобождение может быть непохожим на возвращение домой из отпуска. И разом оказаться в прежней жизни не удастся.