Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

– Что вам надо? – повторяю я свой вопрос, и мой гнев на малую толику утихает, отчего приходит понимание: пришедший говорит с бирмингемским акцентом.

Это тот же человек, который преследовал меня в Маннингтри. Тот же, что ждал меня на дороге. Но внезапно я уже не так уверена, что именно он звонил мне и называл «Тесси».

И в этот момент незнакомца словно оставляют силы, а его кости исчезают, и ему не на чем больше держаться прямо: он падает наземь с руками на коленях, громко рыдая. Обежать его, запереть дверь, вызвать полицию – он и не заметит.

Но хватит мне уже бегать – от него, от всего остального. А то никогда это всё не кончится.

– Как вас зовут? – спрашиваю я, подходя ближе.

– Ричард Уэлкин, – отвечает он, судорожно вздыхая. Поднимает глаза и вдруг осознаёт, что сидит на земле. – Простите, пожалуйста. Я сотрудник той самой авиакомпании.

Он сглатывает, его кадык резко дёргается.

– Да? – Ничего не понимаю.

– Могу я с вами поговорить, пожалуйста?

– На улице, – отвечаю я. – Чтобы ни с места – я пойду на кухню за телефоном. Наберу телефон полиции, и если хоть шаг в мою сторону сделаете или скажете мне что-то нехорошее – я позвоню.

Он кивает, и на лице у него появляется выражение, похожее на облегчение.

Жду ещё немного, а после бегу к дому, стараясь держаться от него подальше – вдруг это всё обман: потеряю бдительность, подойду поближе – а он меня и схватит. Но он сидит как сидел. Тогда я захожу внутрь, закрываю дверь и запираю её.

В воздухе запах горелого шоколада – точно, бисквиты! Вынимаю и ставлю на конфорки. Верхушка почернела, кренятся, неровно поднявшись в духовке. Но если верх срезать, будет, думаю, ничего.

– Джейми, – пытаюсь докричаться до второго этажа.

– Что? – отвечает сын.

– Оставайся в комнате, пока не позову, ладно?

Хватаю телефон, набираю номер полиции.

Снова выхожу на солнечный свет, а Ричард так же сидит на траве. Только уже не плачет, а просто безучастно смотрит вдаль.

Может, тоже присесть, думаю я, но как тогда, если что, убегать? Нет, не буду садиться.

– Зачем вы меня преследовали?

Он прокашливается.

– Давайте лучше я сначала вам скажу, кто я такой. Я работал в отделе кадров, был менеджером среднего звена, и от меня зависело принятие некоторых решений, хотя их было немного. Так, на мне был документооборот и собеседования с сотрудниками при выходе с больничного. – Он говорит так, будто уже отрепетировал эту речь, а я не первая, кому она декламируется.

– Это я проводил собеседование с Филипом Кёртисом, пилотом, который…

– Я знаю, кто это. – Никогда это имя не забуду.

– Вы, наверное, в новостях слышали: Филипа на месяц отстранили от полётов в связи со стрессом и депрессией. Рейс на Франкфурт был первым его рейсом после выхода на работу. В тот день, когда он вернулся с больничного, я должен был с ним провести разговор. Он пришёл ко мне в офис в пять часов вечера. – Голос Ричарда прерывается, он трясёт головой.

– По правилам собеседование должно было продлиться не менее получаса. В нашей компании разработан особый протокол работы с сотрудниками, которые страдают душевными заболеваниями. Согласно ему, я должен был ответить на ряд определённых вопросов. Например: «Есть ли в поведении сотрудника что-то, указывающее на невозможность возвращения к исполнению трудовых обязанностей?»

Солнце давит мне на голову, и внезапно я чувствую слабость. Не знаю, что ему нужно, этому незнакомцу, зачем он пришёл, но страх меня покидает, и его место занимает грусть. Падаю на траву рядом с ним.

– И я этого не сделал.

– Что? Почему?

Он с шумом выдыхает.

– Просто не сделал. Без причины. Взглянул на Филипа, мне показалось, с ним всё в порядке. Он улыбался, мы с ними обменялись шутками про погоду. Я похлопал его по плечу, сказал ему что-то вроде: «Нам некого завтра за штурвал сажать. Хотите – берите рейс». Никогда не забуду, как он на меня тогда посмотрел. Будто я ему подарок сделал. Я ещё сам себя похвалил, мол, какой я молодец, как здорово в ситуации разобрался. Он-то из-за собеседования переживал, а я его мучить не стал. Список вопросов так и остался лежать у меня на столе. Я собирался на следующий день поставить галочки где надо, но… – На его глаза снова наворачиваются слёзы, и когда снова начинает говорить, в его голосе слышится боль. – Да уж, вот это подарок. Возможность со всем навсегда покончить. Тысячу раз я об этом думал, и мне кажется, когда я ему предложил рейс на Франкфурт, он тогда и понял, что сделает, и это моя вина. Это я допустил его до штурвала в обход установленных правил я обеспечил ему этот рейс.