Бернар Миньер - На краю бездны

Через десять минут он поставил свой «Форд» на домашней парковке и уже выключил зажигание, когда задняя дверца открылась. На заднее сиденье скользнула темная фигура.

– Что вы делаете?…

Между сидений просунулась рука с полицейским удостоверением, и Игнасио вдруг почувствовал странное облегчение. В любом случае он ждал, что полицейские рано или поздно появятся. Найти его было вопросом времени… Рука с удостоверением исчезла, и он посмотрел в зеркало заднего вида: человек сидел на заднем сиденье абсолютно неподвижно.

– Вы явились, чтобы меня арестовать?

Тень в тени полумрака автомобиля ничего не ответила. И не пошевелилась. А где же остальные? Игнасио оглядел пустынную парковку. Не может быть, чтобы полицейский пришел один. Наверное, это чисто технический прием, чтобы заставить его сознаться, а остальная группа где-то спрятана и выскочит в нужный момент. Кто знает, как поведут себя гонконгские полицейские в таких обстоятельствах? Как будут проходить допросы, если его все-таки арестуют? Он и в Испании имел об этом смутное представление, но здесь…

– Чего вы хотите? Это из-за Вероники, да? Она вам все рассказала? Симуляция изнасилования, бритвенное лезвие… Я догадываюсь, что вы подумали. Вы сказали себе: он работает в Центре, он был знаком с жертвами, он обожает мучить и делать больно, у него в голове роятся всякие фантазии насчет насилия…

Игнасио ждал хоть какого-то знака от сидящего сзади сыщика – либо ободрения, либо замечания, – но тот не двигался. Испанец различал только темный силуэт в зеркале заднего вида. С таким же успехом он мог обращаться к самой смерти.

– Дело в том, – сказал Игнасио, – что это всего лишь фантазии. И больше ничего. Просто игра. Проклятая игра. Я неспособен кого-нибудь убить. Знаю: все эти бритвенные порезы, сцены изнасилования говорят не в мою пользу… Я это хорошо знаю. Наверное, вы думаете, что мужик, который может такое сотворить, явно не в себе, и, наверное, вы правы… Я провел свое расследование. Просто сказал себе, что если найду виновного в убийствах, то, возможно, и не сяду в тюрьму. А, кстати, в этой гребаной стране есть смертная казнь?

Никакого ответа. Он отдавал себе отчет, что голос его дрожит, а интонация делается все более настойчивой и умоляющей. Ему хотелось себя унизить, это тоже была стратегия выживания. Конечно, Игнасио не хотел кончить жизнь в тюрьме, а тем более в гонконгской. Кто знает, как станут другие заключенные обращаться с чужаками, такими, как он?

– Да скажите же что-нибудь, черт возьми! Вы понимаете по-английски? Я по-кантонски не говорю… No Cantonese …

Счетчик времени парковки остановился, и они оказались в полной темноте. Темный силуэт в зеркале заднего вида больше виден не был, все поглотила чернильная тьма. Игнасио занервничал и поднял руку, чтобы включить плафон.

– Не надо света, – пробормотал полицейский.

Он говорил так тихо, что Игнасио еле его расслышал.

– Что?

– Света не надо…

Полицейский говорил очень тихо, но все-таки ему показалось, что он уже где-то слышал этот голос, сейчас превратившийся почти в шепот. Какой-то двуполый голос: не то мужской, не то женский. Но где? И ему вдруг снова стало тревожно…

– Вы пришли один?

Никакого ответа.

– Вы пришли меня арестовать?

Игнасио затаил дыхание и откинулся на подголовник. Тело покрылось потом, по затылку побежали мурашки. Внизу спины возникло сильное напряжение.

– Чего вы хотите? Денег?

Молчание. Потом тот, кто сидел сзади, видимо, наклонился, потому что спинка сиденья слегка качнулась вперед. Игнасио ощутил на левой щеке горячее дыхание, от которого все волоски на его теле встали дыбом. Он собрался обернуться, но тут что-то вонзилось ему в ухо и пропороло барабанную перепонку. Такой боли он никогда не испытывал, и никогда еще не вспыхивало и не взрывалось у него в голове это черное солнце. И здесь, в глубине парковки, раздался поистине душераздирающий крик Игнасио Эскуэра.

Его звали Ройстон Там, ему было тридцать лет, и из Школы полиции он выпустился третьим. В Школе слыл амбициозным трудягой, для которого звание инспектора полиции представляло собой только первую ступеньку к достижению своего предназначения, а это предназначение он представлял себе гораздо более славным. И спешил. Он не собирался провести жизнь в ожидании, как некоторые. Он рассчитывал на быструю карьеру. Приписанный к Отделу экономических преступлений, он выбирал дела, которые заставили бы всех о нем заговорить, как игрок в покер ждет, когда ему придет пятый флеш. С другой стороны, Ройстон Там не был готов подняться по служебной лестнице, чтобы управлять какой-нибудь крупной структурой. Он любил делать покупки в дорогих магазинах – которых в Гонконге хватало, – а единственная поэзия, которую он понимал, была поэзия фирменных марок.