Харлан Кобен - Убегай!

– Вовсе нет. Ты должен мне верить.

– Я верю тебе.

– Хорошо. Мы говорим о том, что было очень давно.

Саймон тоже покачал головой:

– Причины того, что происходит сейчас, что так изменило Пейдж и привело к этому краху, я думаю, кроются в очень далеком прошлом.

– Как это может быть?

– Не знаю.

Ивонна приблизилась к кровати:

– Саймон, позволь задать тебе один вопрос.

– Задавай.

– Представь самый благоприятный вариант развития событий: Ингрид выздоравливает. Ты находишь Пейдж. С ней тоже все хорошо. Она порывает с наркотиками. Я имею в виду, навсегда. Эта страница в ее жизни перевернута и забыта.

– Так.

– И Пейдж решает уехать. Начать все с чистого листа. Она знакомится с парнем. С прекрасным парнем. Таким, который на нее молится, который любит ее больше жизни. И вот они, этот парень и Пейдж, строят совместную жизнь, и у них все замечательно, и Пейдж очень не хочет, чтобы этот удивительный парень узнал, что когда-то она была наркоманкой и даже кое-что похуже, жила в каком-то грязном притоне, занималась бог знает чем и бог знает с кем, лишь бы только достать дозу.

– Ты это серьезно?

– Да, вполне серьезно. Пейдж любит этого парня. Она не хочет, чтобы померк свет в его глазах. Неужели ты не можешь это понять?

Когда Саймон обрел голос, он понизился едва не до шепота.

– Боже мой, что же она скрывает?

– Это не важно…

– Как бы не так.

– …как будет не важно и наркоманское прошлое Пейдж.

– Ивонна…

– Что?

– Ты действительно думаешь, что эта тайна может повлиять на мои чувства к Ингрид?

Она не ответила.

– Ведь если это так, то наша любовь довольно слаба.

– Это не так.

– Но тогда что?

– Но ты станешь смотреть на нее другими глазами.

– Свет в них померкнет, да?

– Да.

– Ошибаешься. Я буду любить ее так же крепко.

Ивонна задумчиво кивнула:

– Думаю, да, будешь.

– Так что же?

– Ее прошлое не имеет к этому никакого отношения, – сказала Ивонна и подняла руку, чтобы остановить его возражения. – И не важно, что ты тут говоришь, – я дала слово. Это не моя тайна. Ты должен отпустить это.

Саймон не собирался это отпускать, ему нужно было все знать. Но в эту минуту он почувствовал, что пальцы Ингрид, как тиски, сжали его ладонь. Сердце его чуть не выскочило из груди. Он повернул голову к жене, надеясь увидеть ее открытые глаза или хотя бы осветившую лицо улыбку. Но все тело ее вдруг затряслось, сделалось жестким, и по нему прошла судорога. Глаза не открывались – веки непроизвольно трепетали так, что он видел только белки ее глаз.

Запищали аппараты: бип, бип, бип. Включился сигнал тревоги.

В палату кто-то вбежал. Потом еще кто-то. Третий человек оттолкнул его в сторону. Еще какие-то люди сгрудились вокруг кровати Ингрид. Все суетились, что-то делали. Выкрикивали какие-то срочные распоряжения на непонятном медицинском жаргоне, в голосах слышалась почти паника. Наконец в палату вошел уже шестой человек и вежливо, но твердо выставил Саймона и Ивонну за дверь.

Ингрид спешно увезли в операционную.

Никто не мог сказать Саймону ничего осмысленного о том, что происходит. Случился «регресс», сообщила ему медсестра.

– Врач выйдет к вам, как только сможет, – добавила она неизменную мантру.

Ему хотелось спросить еще кое о чем, но не хотелось никого отвлекать. «Только помогите Ингрид, – молил он про себя. – Сделайте так, чтобы ей стало лучше. А потом уже все мне расскажете».

Саймон мерил шагами заполненное людьми помещение. Принялся кусать ноготь указательного пальца – привычка далекой юности, хотя на последнем курсе колледжа он навсегда избавился от нее. Или только так думал. Он расхаживал из угла в угол: в углу останавливался, секунду-другую стоял, прислонясь спиной к стене. Ему сейчас больше всего хотелось рухнуть на пол и свернуться калачиком.

Он поискал глазами Ивонну, надеясь вытрясти из нее проклятый ответ насчет прошлого своей жены, но ее нигде не было видно. Почему? Не хотела сейчас быть с ним рядом или ей вдруг понадобилось – тем более что партнер вышел из строя – срочно бежать на работу? Кажется, Ивонна что-то говорила насчет того, что ей надо дежурить в офисе, что им предстоит еще «долгий путь» и надо поберечь силы, так что не обязательно сидеть здесь вдвоем.

Саймон не то чтобы рассердился на Ивонну, но досаду почувствовал, хотя, с другой стороны, признал, что аргумент о том, что она должна сдержать данное Ингрид слово, говорит о ее достоинстве и даже благородстве. Саймон знал Ингрид уже двадцать четыре года – через три года у них родилась Пейдж. Как же могло все то, что было в ее жизни до рождения Пейдж или даже до их знакомства – не важно, насколько это было экстравагантно, отвратительно или просто ужасно, – как могло это повлиять на то, что случилось теперь?