Жереми Фель - Матери [litres]

Любовь, которую его сестренка не получит ни от кого другого.

Скоро Синди снова пойдет в школу. И Норма больше не сможет прятать ее от людей. А его, Грэма, уже не будет рядом, чтобы помочь ей справиться с новым испытанием, поскольку в критическую минуту он бросил эту невинную девочку, которая сохранила бы свое прелестное личико, если бы он не решил тогда перепилить наручники у той, которая обезобразила ее.

Все его мышцы напряглись. Но он подавил тревогу, затянувшись несколько раз косячком, лежавшим в пепельнице.

Он не заслуживал всего хорошего, что произошло с ним за последние дни. В аэропорту Канзас-Сити он думал только о себе. Главным для него тогда было поскорее встретиться с Эмбер и Гленном.

Он не смог отказаться от подарка, который сделала ему мать, и остаться еще на несколько месяцев рядом с ней, пока у нее не затянулись бы душевные раны. Он не смог набраться терпения и подождать, зная, что когда-нибудь уедет навсегда.

Почему только ему одному было даровано право вырваться из болота, в котором погрязла вся семья?

А ведь он мог бы предотвратить беду, если бы хорошенько все продумал, просчитал все риски и возможности.

Если бы, к примеру, он осмелился сказать матери, что знает о запертой в подвале Хейли, возможно, она послушалась бы его. Быть может, ему удалось бы уговорить мать и она освободила бы девчонку, не видя другого выхода.

И Синди осталась бы все той же маленькой красавицей.

Если бы он тогда просто отвез Хейли в город, а не предоставил ей, опьяненной яростью и жаждой мести, полную свободу действий в своем доме…

Синди осталась бы все той же маленькой красавицей.

Но, даже понимая все это, Грэм не мог решиться на возвращение домой. Он никак не мог попрощаться с новой жизнью, открывшей ему свои объятия.

Удастся ли ему убедить мать, чтобы она переехала? Перебралась к нему вместе с Синди и Томми. На самом деле ее ничто не удерживало в Канзасе. Она могла бы там все продать и подыскать хорошую квартиру здесь, в каком-нибудь тихом зеленом районе Нью-Йорка. Она обзавелась бы новыми знакомыми и, возможно, наконец встретила человека, с которым пошла бы рядом по жизни.

Синди росла бы в окружении, где нет враждебного отношения к тем, кто отличается от других и где на нее уже никто не бросал бы косых взглядов. А Томми мог бы наблюдаться у лучших психологов. Жизнь в новом месте, воздух большого города прочистили бы ему голову и легкие. Он постепенно вошел бы в другую колею, и на сердце у него стало бы легко.

Такое будущее для их семьи казалось вполне возможным. Главное – было бы желание.

Грэму хотелось убедить себя в том, что он сумеет их уговорить. И со временем найдет способ, как исправить то, что еще можно.

Он расстегнул рубашку и отправил эсэмэску Эмбер, чтобы узнать, где она. В ожидании ответа взял с ночного столика тетрадку и записал в нее все, что узнал о Натане Каннингхеме, чтобы ничего не забыть.

Это был очень любознательный мальчик, много читавший. В одиннадцать лет он решил стать вегетарианцем. Он так и не смог оправиться после смерти своей любимой таксы Луция. Писать стихи он начал, когда поступил в колледж. Его первую настоящую подругу звали Натали. Ему очень нравились вестерны и русское кино. Он знал наизусть каждую строфу из «Листьев травы» Уолта Уитмена. Иногда он по привычке садился в свой старенький «Форд» и, не ставя никого в известность, уезжал куда глаза глядят. Он мечтал увидеть Индию, Китай и Японию, хотя боялся самолетов. Над правым глазом у него был маленький шрам – результат падения с велосипеда. Воображаемый мир всегда казался ему куда более привлекательным, чем тот, в котором он жил. Каждый день, проведенный с ним, его родители почитали за счастье. Повстречавшись с Нормой, он стал самым счастливым человеком на свете…

Завибрировал телефон Грэма. Эмбер ответила, что они с Гленном сидят в чайной – в паре улиц от него. Он переоделся и решил присоединиться к ним.

Снова погрузившись в тягучий гомон города, Грэм быстрым шагом двинулся по Шестой авеню, стараясь не упускать из виду мельчайшие детали, составлявшие живое полотно, которое сама жизнь рисовала у него перед глазами.

Он прибыл в Нью-Йорк четыре дня назад, но гигантский город казался ему все более фантастическим. Здесь все многократно сгущалось, усиливалось, учащалось: краски, движение, звуки, сердцебиение, – и каждый человек здесь нес в себе искру.

Вот щекастый мальчуган бежит по тротуару с водяным пистолетом в руке; вот студентка с посеребренными волосами напевает песню новозеландки Лорд «Green Light»; вот чернокожая старушка следит взглядом за птицей, примостившейся на ветке дерева; а вот ясноглазый юноша с ужимками пумы улыбается, поравнявшись с Грэмом…