Валерий Бочков - Горгона

От Планетария до высотки семь минут быстрым шагом. За это время Спектор, обращаясь преимущественно к Коте, создаёт пёстрый коллаж: там дипломат, его сын, их собака. Детали тут бесценны, именно они оживляют картину — Спектор даже задирает рукав и показывает укус собаки. На руке ничего нет, но фазан не успевает разглядеть.

Зато он уже представил этого зверского ротвеллера — кличка Кинг, и балбеса-сына — зовут Славик, и его отца, сидящего в ООН в каком-то почти сказочном Нью-Йорке. Квартира — она на шестом этаже — забита заграничным богатством, там даже есть видеомагнитофон и две дюжины фильмов. Увы, он даже не слышал про «Эммануэль», где некая Сильвия Кристел трахает всех без разбору.

Они поднимаются по чёрной лестнице. Между четвёртым и пятым Спектор просит их подождать.

— Эй, чувак, погоди! — Котя суёт ему два червонца. — Два блока можно?

— У Славки сейчас узнаю. Была целая коробка.

Спектор бежит наверх. Слышны шаги, потом хлопает дверь — холл каждого этажа отделён от чёрной лестницы дверью. Сверху доносится голос Спектора — тихо, Кинг, тихо. Котя продолжает болтать про аморальную Эммануэль. Ровно через четыре минуты спускается Спектор с двумя блоками сигарет под мышкой. В другой руке — банка «колы». И банка и сигареты с утра лежали в его «дипломате». Сейчас пустой портфель стоит в углу лестничной клетки шестого этажа.

Котя забирает товар, благодарит и неспешно начинает спускаться по лестнице.

— Тебе сколько? — спрашивает Спектор у фазана и протягивает руку за деньгами.

Самое скверное, что может произойти — превращение фазана в леща. Лещ непременно потребует вынести сперва товар. На что Спектор должен ответить, товар не мой, поговорю со Славиком. И тут же подняться на шестой этаж, забрать портфель, на лифте спуститься в холл подъезда и уйти. Консьержку выходящие гости не интересуют.

В Африке и сегодня, в двадцать первом веке, обитают племена в лексиконе которых нет слова «изнасилование». Принуждение к сексуальному акту путём физической силы у них является частью обыденной половой жизни. Нам, людям белокожим, отчасти цивилизованным и относительно воспитанным, такое положение вещей, безусловно, кажется варварством. Однако, и в древ ней Элладе, культурной колыбели нашей цивилизации, к этому вопросу тоже относились на удивление толерантно. Половину сексуальных контактов, описанных в мифах и легендах, легко можно классифицировать по статье «изнасилование». Чемпионом среди насильников был Зевс, верховная фигура Олимпийского пантеона. Боги помельче тоже не теряли времени даром. Ни пол, ни возраст, ни наличие жениха или супруга в расчёт никто не принимал.

Наш русский язык, удивительно гибкий и точный, становится вдруг неуклюжим, едва лишь речь заходит об интимном. «Половой акт» — ничего лучше не удалось придумать нации, создавшей величайшую литературу всех времён и народов. В обыденной речи мы используем короткое английское словцо. Или наше, матерное, чуть длиннее. При всём желании не могу вообразить себе человека, который в приватном разговоре употребит глагол «совокупляться». Вот, судите сами — наше совокупление с Америкой произошло почти случайно. Звучит глупо, хотя, по сути, соответствует действительности. Сказать, что «я ему отдалась» или «он овладел мной» звучит ещё отвратительней и к тому же является неправдой.

Сразу, вернее, почти сразу — ещё до того как всё случилось, я уже поняла, что совершаю ошибку. Дело происходило на чьей-то даче, участок упирался в сосновый бор, тёмный и мокрый от дождя. Мы пролезли в дыру в заборе, по едва заметной тропе пошли вглубь леса. Миновали кривую яблоню, наполовину мёртвую. Казалось, что часть дерева кто-то сжёг. Мелкие яблоки, не успев созреть, осыпались и покрывали пупырчатым ковром траву вокруг чёрного ствола.

— Молния? — Америка прочертил зигзаг в воздухе. — Нет?

Он достал сигареты, но, передумав, сунул пачку обратно в карман. Воздух, сырой и тёплый, поглощал все звуки. Как губка. Я оглянулась на яблоню, подумав, что иногда цена свободы может быть слишком высока. Росла бы себе тихо в саду, за забором.

Мы шли сумрачным бором. Он впереди, я следом. Стволы сосен, похожие на ржавые колонны, уходили вверх и там смыкались кронами. Пахло тёплой гнилью — сладковато, почти приторно. Так воняло в школьном подвале. В том подвале было оборудовано бомбоубежище на случай ядерной войны. Пару раз нас всем классом загоняли туда и отставной полковник с родимым пятном на щеке рассказывал, что будет, когда Америка сбросит на Москву атомную бомбу. Урок назывался «Гражданская оборона». Или попросту — гроб.