Эндрю Мэйн - Теория убийства

– Эм, нет-нет. – Я достаю из кармана несколько респираторов.

Девушка с азиатскими чертами и стрижкой еще короче, чем у Хейли, подходит к нам. На ней рваные джинсы и футболка. Похоже, холода она совершенно не чувствует.

– Майло, это доктор Тео Крей, – говорит Хейли.

– Ладно, – обрываю я представление, – время не ждет, жизни людей поставлены на карту. Вот, наденьте респираторы. Есть шанс сильно выше среднего, что вирусолог-социопат распылил тут везде вирус, который превратит вас в бездумных убийц. Ясно?

– О, блин, да, – кивает Хейли. – Эм, а тут не должно все кишеть копами?

– Ну, в реальной жизни им нужны ордеры на обыск, повод, да и работают они в нормальное время, а не по ночам, если ничего экстренного не случилось, – отвечаю я со вздохом.

– На мой взгляд, тут все чертовски экстренно.

– На мой тоже. Но вот так получилось, что здесь только мы. С их слов я понял, что они приедут сюда завтра, но в ближайшие несколько часов мы тут хозяева.

– Круто! Наше личное место преступления, – говорит Майло.

Я разворачиваюсь и иду к сараю.

– Сейчас все очень серьезно, – говорю я через плечо. – Понятно? Я попросил тебя приехать, Хейли, потому что я, вероятно, не вижу всей картины. Майло, ты, э-э-э, умная?

– Ну, когда не накуренная. А сейчас благодаря вам я трезва как стеклышко.

– Отлично, рад, что смог уберечь детей от наркотиков.

– Он назвал нас детьми, – смеется Хейли. – Это так мило.

– Старики ужасно это любят, – отвечает Майло.

– Нельзя называть стариков стариками, – громко шепчет ей Хейли.

Я резко оборачиваюсь.

– Так, я понимаю, что это все очень интересно и драматично, но мы сейчас в реальности, и опасность тоже очень реальная, – говорю я и приподнимаю футболку. – В меня сегодня стреляли, а потом приковали наручниками к инвалидному креслу. Прямо вот в этом сарае. А стрелявший в меня пустил пулю себе в голову. И да, кроме всего прочего, это место преступления и мы нарушаем закон. Ясно? Это не игра! Когда я говорю, что речь о жизнях людей, я имею в виду буквально, что они могут умереть. Не в смысле, что «сдавайте вторсырье на переработку, иначе мы все умрем» – когда-нибудь вместе с загубленной природой. А в том смысле, что кто-то действительно умрет вот прямо сейчас. И не факт, кстати говоря, что респираторы спасут нас от вируса. Если почувствуете головную боль, головокружение, любые симптомы заболевания или необычные ощущения – говорите. Нужно будет делать уколы от бешенства.

– А наша рабочая медстраховка их покрывает? – спрашивает Майло у Хейли.

– Ага. Ну что, ты с нами? – спрашивает она подругу.

– С вами.

– Последний шанс не лезть в это, – говорю я и открываю дверь сарая, за которой горит свет.

Верстак, у которого Форрестер выстрелил в себя, обмотан полицейской лентой. Все остальное выглядит точно так же, как я запомнил. Поскольку в деле не было трупа, а Форрестер стрелял сам в себя, то слишком много времени и сил на изоляцию места происшествия полицейские не тратили. Банки с жуткими сувенирами их, видимо, не особо заинтересовали.

– И вот еще, – говорю я, вытаскивая несколько пар перчаток, стащенных из больницы. – Надевайте. Вот, в чем наша задача. В этих банках всякая странная хрень, которую Джекилл… э-э-э, Форрестер собирал на местах преступлений. Не знаю, всерьез ли, но он очень хотел, чтобы я все тут осмотрел. Может быть, он хотел, чтобы я тоже заразился. А может быть, тут у него есть сообщник, который может вернуться, чтобы меня убить. В общем, все что угодно может быть.

– Сообщник? – спрашивает Майло.

– Все что угодно, – повторяю я. – Смотрите, что в банках, но не открывайте. Внутри вполне могут быть разъедающие мозг патогены.

– Блин, это кино или реальность? – вполголоса произносит Майло.

– Еще какая реальность, – отвечаю я.

Мы начинаем снимать банки с полок, осматривать и ставить обратно. В большинстве из них что-то малопонятное: какие-то волокна, окровавленные обрывки ткани. На дне каждой на стекле выгравированы два числа. Одно двузначное, а чаще вообще одна цифра, второе – пятизначное.

– Обратили внимание на числа? – спрашивает Хейли.

– Да. Тебе они что-нибудь говорят?

– Мне? Нет. Тебе, Майло?

– Не могу придумать ничего осмысленного, – признается Майло, поднимая глаза от банки.

– Что насчет содержимого? – спрашиваю я.

– В основном обрывки одежды и какие-то волокна.

– У меня тоже. Хотя в одной было письмо какому-то политику, – говорит Майло.

– А какой на нем был номер? – спрашиваю я, отрываясь от разглядывания своей банки.