Максин Чан - Восьмая личность

— Черт, — ругается он. И вытирает телефон о рукав серого пиджака.

Я отступаю.

Вспышка.

Роберт.

Текила.

Вспышка.

— Прочь от меня! — кричу я, стряхивая руку мужчины. И отталкивая его.

Дыхание учащается. Ноги подкашиваются. На помощь.

Потрясенный, он пятится. С поднятыми вверх руками.

— Все в порядке, — шепчет он. Он выглядит ошеломленным.

Вспышка.

Вспышка.

Я лежу на полу. Тело налито тяжестью. На запястьях ссадины. Голова повернута на одну сторону, ноги раздвинуты неестественно широко. На одной ноге, у ступни, застряли черные трусики. Мятое платье задрано до талии.

Я не рискую сесть. Боюсь еще сильнее разъярить его. Этого мужчину. Слегка грузного и лысеющего — стереотип среднего возраста. В полной мере довольный собой, он перебрасывает через пухлое плечо дорогой серый пиджак. Он опоил меня. Подбросил рогипнол в мою выпивку.

Я очень хорошо помню, как болтала с ним в баре, хлопая одну текилу за другой. Он пиарщик. Зовут Роберт. Пятьдесят один год. Детей нет, разведен — был дорогостоящий и сложный процесс, — хотя все еще носит платиновое обручальное кольцо. Роберту нравится ездить в отпуск весной — обычно на юг Франции, — потому что в июле и августе солнце слишком жаркое для его бледной кожи.

Еще Роберту нравится заковывать женщин в наручники и насиловать.

Перед уходом он бросает мятую двадцатку в мою сторону. Я лежу не двигаясь, приходя в себя.

Вспышка.

Мужчина снова проверяет свой треснутый телефон — аппарат мертв, — а я сосредотачиваю внимание на стене с граффити. Сознание возвращается к Роберту в сером костюме — все амнезические барьеры исчезают. Воспоминание даже ярче…

В гардеробной прохладно и влажно. В дальнем правом углу на вешале болтаются двенадцать искореженных проволочных «плечиков». Я услышала, как хлопнула дверь. Роберт ушел. Небрежно переброшенный через плечо серый пиджак создавал видимость, будто он отправился за мороженым. «Какую посыпку к малиновому мороженому предпочитаете?»

«Ублюдок», — прошипела Раннер. Рогипнол все еще присутствовал в крови.

«Попытайся сдвинуть Тело», — посоветовала Онир.

«А я, по-твоему, чем занимаюсь?» — вскипела Раннер.

«Я к тому, что нам надо…»

«Не рассказывай мне, что нам надо. Просто заткнись, черт побери».

«Ты это заслужила», — презрительно усмехнулись Паскуды.

Долли начала плакать.

«Пожалуйста, не говорите так», — взмолилась она.

Я увидела, что среди прочей одежды висит кожаная куртка Эллы. «Именинница» было написано на значке, приколотом к воротнику. Сверху доносилось уханье басов, девочки «Электры» разносили напитки на серебряных подносах и позволяли хлопать и гладить себя по попкам.

Мне неожиданно стало холодно. Я сожалела о том, что плеснула своей выпивкой в лицо Шону. Мне хотелось дотянуться до куртки Эллы и накинуть ее на голые плечи, чтобы защититься от холодного и жесткого пола. В конечном итоге Тело пробудилось, ко мне стали медленно возвращаться чувства.

— О господи, что случилось? — воскликнула Элла, врываясь в гардеробную.

Мне было трудно шевелиться, кровь еще не избавилась от наркотика Роберта.

В глазах Эллы отразилась истерика. Дикий, полный страха взгляд был устремлен в пропасть моих страданий. На человекообразную часть меня, внеземную, совсем не человеческую.

«Бесполезный кусок дерьма. Потаскуха. Шлюха, которая получила то, что заслужила, и которой за это заплатили».

Элла бережно сдвинула мои ноги и одернула платье, на подоле которого засохла грязь. Я почувствовала, как в область малого таза — в заправочную станцию, где он опустошил свое мужское естество и заправил мое болью, — вернулась жизнь.

С пульсирующей головой и затуманенным взглядом я попыталась встать, но у меня ничего не получилось.

— Я схожу с ума, — сказала я, разыскивая свои трусики. — Голоса. Они становятся громче, — расплакалась я.

Элла помогла мне подняться, и мое влагалище пронзила, как ножом, острая боль.

— Давай сначала помоемся, — сказала она. — Потом найдем Навида. Расскажем ему о случившемся.

— Нет, — отказалась я. — Нет. Я ему не доверяю.

Мы не разговаривали, пока она вела меня в женскую душевую. Думаю, в глубине души она винила себя. В глубине души она испытывала стыд — ведь это она втянула нас во все это. Превратила нас в доморощенных шпионов. В бестолковых дурочек. Мы обе не хотели видеть реальную опасность. Элла подняла с пола мои черные трусики, ненужные и испачканные, и подала их мне. Я говорила себе, что если спрятать их, скатать в крохотный плотный комочек, то они исчезнут. И прогонят то, что только что случилось.