Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

— Фас… — начала было Мари, и тут у нее под ногами, в мокрой листве, что-то сдвинулось. Один из волчьих капканов Матса с пугающим лязгом впился ей в ногу, и команда перешла в дикий крик.

Мари по инерции двигалась вперед, цепь капкана черной змеей протянулась по листьям. Она еще больше натянулась, когда Мари споткнулась; наконец цепь дернула ее назад, и Мари с размаху упала. Руки все еще сжимали пистолет и фонарик, и Мари не смогла опереться на них.

В последний миг, уже падая лицом в ковер из листьев, Мари поняла, что под ним. Глаза у нее расширились, крик перешел в вопль, но оборвался, когда второй капкан сомкнулся у нее на шее.

Пистолет вылетел из рук Мари; лежавший рядом фонарик освещал чудовищную сцену, которая разыгрывалась всего в нескольких метрах от Анны. Глаза у Мари были широко раскрыты, руки и ноги подергивались, а из остатков трахеи доносилось слабое бульканье.

— Мари! — отчаянно закричал Бруно и ринулся к жене. — Мари! Дорогая! Нет, нет!

Он упал на колени и попытался развести стальные челюсти, но безуспешно. Листья окрасились кровью, смешанной с проливным дождем, дождь лил на Бруно, который все звал жену по имени, пока ее движения не замерли. Тогда крик его перешел в горестный вой.

Обе овчарки прихромали и сели по обе стороны безжизненного тела. Через несколько секунд они присоединились к вою Бруно. Сначала одна, потом другая.

Анна осторожно подобралась к месту, где упал пистолет. Подняла оружие, смахнула листья и нацелила его на Бруно.

— Все кончено, — сказала она.

Анна стояла в дверях палаты Элисабет. Изголовье кровати было приподнято, и старуха полусидела. Кислородная трубка тянулась к носу, вместе с больничным халатом и приборами придавая Элисабет вид слабого, хрупкого человека. Но Элисабет отнюдь не была слабой. — У тебя глаза, как у отца. Я тебе говорила, когда мы встретились в первый раз, — сказала Элисабет Лизе — та сидела на краю кровати. Элисабет погладила ее по щеке. — И как у деда.

Анна едва сдерживала слезы. Повернувшись к окну, она встретилась взглядом с Клейном. Глаза на каменном лице блестели, рот растянулся в подобии счастливой улыбки. Оба смутились и отвернулись, словно ни тот, ни другая не желали демонстрировать чувства. В кармане зажужжал телефон, и Анна вышла в коридор.

Звонил Йенс Фриберг.

— Вот, звоню сказать, что мы почти со всем разобрались. Бруно признался, вопросы сняты. Бенгт Андерсон нанял ему какую-то адвокатскую знаменитость, но Мари это вряд ли вернет.

— А Табор?

— Пожарным удалось спасти нижний этаж и печные кладки. Дождь помог, но жить там можно будет еще не скоро.

— Что ж. — Анна подумала о вещах — своих и Агнес. Старенький халат, фотоальбомы, коробка с детскими вещами Агнес. Последние материальные свидетельства того, что она, Хокан и Агнес когда-то жили вместе.

— Ты в порядке? — Йенс как будто искренне беспокоился.

Анна подумала об Агнес. Потом о Лизе Савич и Элисабет Видье. Каких-нибудь несколько дней назад потеря дома и вещей выбила бы ее из колеи. Удар, от которого она, может быть, никогда бы не оправилась.

— Там были всего лишь вещи, — сказала Анна. Да, именно: всего лишь вещи.

— Что теперь?

— Точно не знаю. Агнес завтра выпишут. Поживем пару дней в гостинице, а там посмотрим. А у тебя что?

— Я тоже не знаю. Надо кое с чем разобраться, так что я пока тут задержусь. К счастью, на прошлой неделе я прошел ускоренный курс следовательского дела, и у меня был хороший преподаватель.

На мгновение Анне показалось, что она почти слышит, как Йенс улыбается.

— Звони, рассказывай, как у тебя дела, — попросила она.

— Ты тоже!

В трубке помолчали.

— Береги себя, Йенс, — сказала Анна.

— И ты себя.

Анна на время оставила семейство Видье и выскользнула в вестибюль, купить что-нибудь попить. Швы на бедре тянуло, отчего Анна двигалась медленно. Газеты кричали о подробностях того, что они называли убийствами в Неданосе. Такой заголовок, наверное, заставил Бенгта Андерсона страдать не меньше, чем от потери дочери, не без язвительности подумала Анна. Она купила колу и выпила ее, стоя в сумерках у главного входа. Дождь прекратился, но ветер стал холоднее. Постояв немного на улице, Анна замерзла и вернулась в палату.

Элисабет сидела в кровати, откинувшись за подушку и закрыв глаза. Брур Клейн дремал в кресле для посетителей. Каменное лицо выглядело изможденным, и Анна вдруг поняла, что он старый и выглядит старым.