Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

— Мне только что звонил Хенри Морелль, и, судя по тому, насколько он взвинчен, звонил он не только мне. — Голос полицеймейстера был скорее усталым, чем злым. — Будьте любезны, объясните мне, каким образом вы, выполняя мой приказ помириться с Хенри Мореллем, выгнали Морелля из участка, в котором он прослужил больше тридцати лет? Да еще и арестовали его сына?

— Александера не арестовали. Его вызвали на допрос.

Полицеймейстер вздохнул.

— Друзья Морелля будут звонить мне весь остаток дня. А вы, Анна, сводите на нет возможность защитить вас.

Анна вдохнула поглубже, изложила начальнику признание Александера и объяснила, как оно связано с гибелью Рюландера. Полицеймейстер слушал, не перебивая.

— Рассказ, несомненно, интересный. И мотив убийства определенно имеется, — признал он, когда Анна договорила. — Я вижу только одну проблему.

— И какую? — Зря она спросила. Ответ и так понятен.

— Я внимательно прочитал материалы дела и не увидел ясных доказательств того, что Рюландер действительно был убит. Неясности есть, но его смерть могла оказаться и самоубийством, и результатом несчастного случая.

Анна услышала, как он, размышляя, барабанит пальцами по столу.

— Учитывая рассказ Морелля-младшего, даю вам добро продолжать. В понедельник вызывайте на допрос трех остальных.

— Мы должны вызвать их сейчас, — сказала Анна. — Прежде чем Хенри успеет обзвонить остальных и рассказать, что Алекс признался. Надо воспользоваться форой, застать их врасплох.

— На вашем месте я бы поосторожнее высказывал подобные мысли о Хенри Морелле. Он и так намекает, что вы затеяли вендетту, подобное обвинение ему только на руку. Я не вижу в этом деле ничего спешного или такого, из-за чего стоит тратить скудные средства из полицейского бюджета на работу в выходные дни. И уж точно не стоит подбрасывать дров в уже пылающий огонь и вторгаться в субботний уют трех почтенных граждан.

Полицеймейстер несколько секунд молчал. Продолжил он уже не так резко.

— Вы хороший следователь, Анна, и я не исключаю, что вы что-то раскопали. Но статья в газете вам навредила, и лишние неприятности не нужны ни вам, ни расследованию.

Он глубоко вздохнул.

— Выпускайте Александера как можно скорее и готовьтесь к понедельнику со всем тщанием. А я попробую еще пару дней удерживать союзников Хенри на расстоянии. И, Анна… желаю удачи.

Анна поручила Фрибергу сообщить Мореллям, что они могут покинуть участок. Встав у окна на втором этаже, она смотрела, как отец и сын идут к машине. Одинаковый рост, похожие движения и манера держаться. Только Хенри чуть больше сутулится и тяжелее ступает. В кои-то веки выглянуло солнце, придав этой мрачной сцене почти неуместно красивое обрамление.

Когда оба садились в машину, Анна почему-то задалась вопросом, не отодвинуто ли одно из передних сидений в их “вольво” до упора.

В три часа Анна решила уехать домой. Машина медленно поднималась по гряде. Поколдовав немного, она закачала песню Симона Видье себе в телефон, и из магнитолы зазвучал мягкий приятный голос, слова красивые и в то же время пугающие.

“I’ll see you by the waters. The dark and lonely waters”.

Листья большей частью уже облетели, и крутые склоны покрывал оранжевый ковер, такой яркий, что глазам было больно. Свернув на съезд, ведущий к Табору, Анна остановилась подумать.

Александер Морелль рассказал о случившемся на каменоломне правду. Истину знают она и Фриберг, знает полицеймейстер. А также Хенри Морелль, и не исключено, что вскоре в курсе будет и весь остальной мир. Так почему бы правду не узнать тем, кто имеет на нее право как никто другой? Анна задом вернулась на дорогу и покатила к Энглаберге.

Свернув в аллею, она увидела у сторожки при воротах машины Клейна и Элисабет. Анна остановилась на обочине. Сторожку окружала колючая изгородь, такая высокая, что видна была только низкая крыша. Рядом с машинами в кустах открывался проход, который вел к короткой стене деревянного, выкрашенного зеленой краской домика. Крыльцо и окна украшали белые резные наличники, но от дома все равно веяло одиночеством. Сторожка словно пряталась среди колючих кустов в глубине аллеи, предпочитая держаться в стороне.

Где-то заговорили, и Анна пошла на голоса. За углом она увидела кладовую. Двустворчатая дверь была открыта; посреди кладовой висел олень. Крючок, воткнутый под нижнюю челюсть животного, крепился к цепи, которая тянулась к потолочной балке, задние копыта могучего оленя касались бетонного пола. Анна попыталась припомнить то немногое, что учила про оленей в школе; она знала, что существует два вида, но различать их не умела. Клейн и Элисабет стояли перед животным, явно восхищенные. Услышав ее шаги, они обернулись.