Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

— Наверное, тогда у меня еще оставалось какое-то чувство к Джули.

— Ты хотел видеть ее?

— Да.

— И что?

— Я позвонил в дверь, но никто не ответил.

Кэти задумалась. Глядя в тарелку, она сказала, как бы между прочим:

— Странное время ты выбрал…

Я снова взял в руку палочки.

— Уилл…

Я опустил голову.

— Ты знал в ту ночь, что твой брат у нас?

Я молча размазывал еду по тарелке. Кэти подняла на меня глаза. Слышно было, как сосед по этажу открыл и закрыл дверь. На улице просигналила машина. Внизу кто-то орал что-то непонятное. Кажется, по-русски.

— Ты знал, — сказала Кэти. — Знал, что Кен у нас дома. С Джули.

— Я не убивал твою сестру.

— Что же случилось, Уилл?

Я сложил руки на груди и откинул голову назад. Мне не хотелось возвращаться в то время, но выбора не было. Кэти хотела знать и имела на это право.

— Тогда все было как-то странно, — начал я. — Мы с Джули уже год не были вместе, и я не видел ее все это время. Старался поймать во время каникул, но ни разу не застал.

— Она тогда долго не появлялась дома.

Я кивнул:

— Так же как и Кен. И вдруг мы трое одновременно оказались в Ливингстоне. Я вообще не помнил, когда такое последний раз случалось. Кен вел себя странно: постоянно смотрел в окно, не выходил из дому. Что-то с ним было не так. Однажды он прямо спросил, есть ли у меня что-то с Джули? Я сказал, что нет, что все в прошлом.

— Ты соврал ему.

— Понимаешь… — Я не знал, как это объяснить. — Я относился к брату как к божеству. Он был сильным, смелым и… — Я тряхнул головой. Нет, не так. — Когда мне исполнилось шестнадцать, мы всей семьей поехали отдыхать в Испанию, в Коста-дель-Соль. Это место — как одна большая вечеринка, все равно что Флорида весной для европейцев. Мы с Кеном целые дни торчали в дискотеке возле отеля. Однажды, на четвертый день, какой-то парень меня толкнул. Я посмотрел на него, но он только рассмеялся мне в лицо. Я снова стал танцевать, и тогда меня толкнул еще один. Я сделал вид, что не заметил. Тогда первый подбежал ко мне и просто сбил с ног. — Я часто заморгал, словно это воспоминание было соринкой, попавшей в глаз. — Знаешь, что я сделал?

Кэти отрицательно качнула головой.

— Я позвал Кена… Не встал, не толкнул того парня в ответ, а пополз к выходу, призывая на помощь старшего брата.

— Ты испугался.

— Как и всегда.

— Вполне естественно.

Ничего подобного, подумал я.

— И Кен пришел? — спросила Кэти.

— А как же.

— И что?

— Началась драка. Их там была целая компания из какой-то скандинавской страны. Кена избили до полусмерти.

— А ты?

— Я даже ни разу никого не стукнул. Держался в стороне и пытался их урезонить, уговаривал остановиться.

У меня горели щеки при воспоминании о том вечере. Мой брат, которому много пришлось драться в своей жизни, был совершенно прав: синяки после драки проходят, память о собственной трусости остается на всю жизнь.

— Кену тогда сломали руку. Правую. Он был замечательным теннисистом, национального уровня. Им интересовался Стэнфорд. Но после того случая его удар не восстановился. Кен так и не поступил в колледж.

— Это не твоя вина.

Как она ошибалась!

— Дело в том, что Кен всегда защищал меня. Мы, конечно, как и все братья, иногда дрались друг с другом, и он частенько меня дразнил, но, когда требовалось меня защищать, он стоял как стена. А у меня ни разу не хватило храбрости, чтобы защитить его.

Кэти задумчиво потерла подбородок.

— Что такое? — спросил я.

— Все-таки это странно.

— Что именно?

— Что твой брат был настолько бесчувственным, чтобы спать с Джули.

— Его нельзя за это осуждать. Он спросил меня, все ли кончено, и я сказал — все.

— Ты дал ему зеленый свет…

— Да.

— А потом стал следить за ним.

— Ты не понимаешь…

— Понимаю, — сказала Кэти. — Мы все такие.

Я так крепко заснул, что не услышал, как он подкрался.

Накануне вечером я нашел чистые простыни и одеяла для Кэти, убедился, что ей удобно на кушетке, принял душ и попытался читать. Слова расплывались перед глазами как в тумане, и вскоре я поймал себя на том, что снова и снова перечитываю один и тот же абзац. Я побродил по Интернету, потом сделал несколько приседаний и йогических упражнений, которым научил меня Крест, поотжимался от пола. Ложиться спать я не хотел, боясь, что тоска навалится снова.

Я боролся изо всех сил, но сон все же загнал меня в угол. И, медленно падая в бездонную темноту, сулящую забвение, я вдруг смутно ощутил прикосновение к руке и какой-то непонятный щелчок. Я попытался поудобнее устроить руку, но она не поддавалась. В запястье врезалось что-то металлическое.