Лидия Канг - Невозможная девушка

И там, внутри ледяного блока, я увидел лиса. По-видимому, рабочие, обнаружив его, удивились необычной находке и отложили животное в сторону, вернувшись к своему делу.

Должно быть, лис упал в воду, когда наледь была еще тонкой и неравномерной. С виду она казалась крепкой, но в действительности не могла выдержать ничего тяжелее опавшей листвы. Поза замерзшего лиса говорила о том, что он кого-то преследовал, когда провалился в воду. Его взъерошенный мех казался сухим, глаза были блестящими и тусклыми одновременно, из раскрытой пасти виднелись оскаленные на невидимую добычу зубы.

Когда родилась ты, Кора, этот эпизод стал приходить мне на ум все чаще и чаще. Я думал о том, что я, подобно этому лису, совершенно потерял голову с той самой минуты, когда впервые увидел тебя: твою нежную розовую кожу, тихое биение твоего второго сердца. Я понял, что ты – самое необычное из всех земных созданий: твоя кровь разбавлена кровью чужого народа, и тебе дано два сердца – органа, способных на сжигающую страсть или ненависть. Еще тогда я решил, что буду тебя беречь, сделаю так, чтобы ты нуждалась во мне и принадлежала мне одному.

Моя забота о тебе проявлялась в сущих мелочах: кусочках сахара, птичьем мясе для воскресных обедов, уроках арифметики и геометрии. Шарлотта это видела.

– Ты любишь ее больше, чем меня, – сказала она мне однажды.

– Мне кажется, что она моя, – ответил я (и это было чистой правдой). – Она заменяет мне того ребенка, которого мы с тобой потеряли (здесь мне пришлось солгать). Но что такое ложь, когда речь шла о самом дорогом, что было у меня в жизни. Шарлотта вздохнула и смирилась с этим. После твоего появления на свет мы с ней больше не спали вместе, но она продолжала принимать меня в своем доме, потому что, как все считали, я любил тебя как родную племянницу.

По мере твоего взросления росли и мои чувства к тебе. Чего я никак не ожидал, так это того, что мое тело так отреагирует на твое превращение из мальчика в женщину. Я следил за тем, как менялись у тебя очертания груди и изгиб бедер под новыми платьями. Меня стали одолевать похотливые мысли, и я не мог больше думать ни о чем другом. Ты была еще не готова к тому, чтобы увидеть в моих глазах туманную дымку желания. Ты была невинной девочкой и воспринимала меня как своего дядю, а не как мужчину. И я был готов ждать. Но моим желаниям требовался какой-то выход. Я нашел его у мадам Бек в виде похожей на тебя проститутки. Я использовал этот кусок мяса, эту куклу, чтобы утолить с ней свое вожделение и достойно вести себя с моей дорогой племянницей.

Я делал для тебя все что мог. Проволока, ленты и яды – все это было ради тебя.

Кора. Моя Кора. Твои волосы цвета эбенового дерева, глаза словно мокрые речные камешки. Линии твоих скул и запястий, изгиб твоих бровей. Мне никогда не будет от них покоя, даже когда мой труп полностью сгниет в земле и кости рассыпятся в прах.

Вмерзший в лед лис хотел преподать мне урок. Он предупреждал меня, что существуют вещи, которые кажутся прочными, но легко трескаются и разбиваются на кусочки; что есть множество других способов, чтобы перейти на другой берег, не упав в воду, ведь то, что дает жизнь, может ее и забрать – каплю за каплей или в один момент.

Но я не послушал его.

Я предпочел идти по тонкому льду навстречу своей погибели.

Полицейские отнесли мое бесчувственное тело с прилипшим к нему окровавленным шелком в тот самый операционный театр, в котором до этого мы уже бывали с Тео. Только на сей раз я оказалась именно там, куда больше всего в жизни боялась попасть, – на столе, и хирург готов был разрезать меня и разгадать все мои секреты.

Все усилия, которые я прилагала, чтобы избежать этого момента, свелись к нулю.

Александр – единственный оставшийся у меня близкий человек, которому я доверилась, растоптал мою веру самым отвратительным образом. Лия сбежала со всеми нашими деньгами. Сюзетт мне больше не увидеть – осталось надеяться, что у нее в жизни все сложится хорошо.

А еще у меня был Тео.

Но ведь уже поздно, правда?

Операция прошла совсем не так драматично, как я себе представляла. Публики в театре не было, доктору Дрейперу помогал всего один ассистент – пожилой джентльмен, но он уже настолько привык к своей работе, что кровью и ранами его было не удивить, и во время операции он постоянно вздыхал от скуки. Доктор Дрейпер перевязал кетгутом сосуды, относящиеся к моему крошечному второму сердцу, после чего зашил им мою рваную зияющую рану.