Джо Лансдейл - Пойма

Потом всё постепенно забылось, и народ перестал захаживать, чтобы послушать повествование повторно. Мистер Чандлер вернулся на свой надел и с помощью соседей принялся отстраиваться, а начал с того, что установил новый сортир и раздобыл новый каталог «Сирса и Робака». Завершились же труды постройкой утлой хижины из сырого дерева — на том же самом месте, откуда унесло старый дом. Мистер Чандлер заключил, что раз уж этому месту однажды досталось, то в другой раз уже вряд ли достанется. Засим он решил, что исполнил свой долг.

Собачка так при нём и осталась и со временем отрастила новую шерсть — согласно местной легенде, белую как снег, равно как и волосы мистера Чандлера. За это я уже не поручусь. Не припомню, что видел когда-нибудь ту собачку.

Вскоре после того как мистер Чандлер покинул парикмахерскую и отправился отстраивать жилище и отращивать волосы, нашлась и мёртвая негритянка. Отыскалась она в кроне дерева гикори возле одной фермы. Какой-то мальчик услышал вороний грай, посмотрел вверх — а там стая чёрных птиц собралась вокруг чёрного тела.

Было установлено, что тело провисело там уже несколько дней, и в какой-то степени забавно, что жители фермы всё это время ходили под деревом и не удосужились поднять голову, — верно, так и не подняли бы, кабы вороны не каркали.

Кабы не вороны, указывал Сесиль, так бы они и не поняли, что на дереве что-то есть, пока труп не разложился бы настолько, что стал бы капать на двор дождиком из гнилого мяса. Образ мясного дождика, похоже, пришёлся Сесилю по нраву, и он несколько раз поминал его в разговоре.

Как выяснилось, женщину на дереве — ноги ей, к слову, завели за спину и связали, руки скрестили на груди, а ладони забросили за плечи и привязали запястья к лодыжкам — так вот, звали её Дженис-Джейн Уилман.

Приземлилась она на участок под ведомством папы. Тогда я ещё не знал, но потом обнаружилось, что в ухо ей затолкали свёрнутый в трубочку клочок бумаги.

Погода становилась всё прохладнее, с деревьев начинала опадать желтеющая листва. Помню, как по осени мы с Том, бывало, бегали на берег Сабина, искали большие листья, похожие на лодки, пускали по воде и смотрели, как река уносит их вдаль.

И вот лежу я теперь у себя на койке в доме престарелых, представляю себе, как эти лодочки красиво и плавно скользят по водной глади, а реку обступают и погружают в тень величественные развесистые деревья, и так меня тянет снова оказаться там или уменьшиться до таких размеров, чтобы можно было лечь в такую вот лиственную лодочку и уплыть далеко-далеко.

Но все прекрасные леса теперь свели, вырубили да залили цементом под парковки, заправки и дома со спутниковыми тарелками.

Река никуда не делась, но болота по её берегам осушили. Аллигаторов перебили, а какие уцелели — расползлись кто куда. Птиц теперь гораздо меньше, и как-то тоскливо становится на душе, когда видишь, как они пролетают над голым бетоном, отбрасывая крохотные тени на его гладкую серую поверхность.

Вся живая природа, какая ни на есть, пребывает в отчаянии. Опоссумы и еноты роются в мусорных баках. Белки питаются с кормушек. Олени озадаченно топчутся по обочинам шоссе или подъедают кукурузу, оставленную охотниками.

Там, где когда-то шелестели лесные дебри, теперь только цемент, нагретый солнцем, и никакой тайны. Уже не так явно сменяют друг друга времена года. Один месяц, если не принимать во внимание погоду и температуру, не больно-то отличается от другого.

А тогда было всё по-другому. И это время года, осень, я любил больше всего. Тёплые деньки, прохладные ночи. Тёмный лес и бурлящая река. Многоцветье листьев. Золотистое сияние луны…

Каждый год на Хеллоуин для детей и вообще всех, кто желал прийти, устраивалось в городке небольшое празднество. Организовывала и оплачивала его та самая миссис Канертон, вдова, которая держала неофициальную библиотеку. Празднество проходило прямо у неё дома.

Женщины приносили из дома различные угощения. Жареную курицу, фасоль и колбасу. Кукурузный хлеб и домашние булочки. Бельчатину и клёцки. Подливку и толчёный картофель. Тыкву, фарш и пироги с бататом.

Мужчины проносили с собой немного самогона и тайком подливали себе в напитки. Дети временами мастерили себе костюмы привидений из простыней и наволочек. Кое-кто из ребят постарше по-тихому линял с застолья, шёл вдоль Западной улицы и отмечал окна мылом.