Джо Лансдейл - Пойма

Наконец мы вышли на сушу и попробовали было тащить лодку вдоль берега, но она оказалась слишком тяжёлой. Мы сдались и оставили её у реки. Миновали Шатучий мост и прошли ещё довольно долго, пока не наткнулись на песчаную отмель. Переправились по ней через реку, воротились домой, закончили домашние дела и привели себя и Тоби в порядок до того, как домой вернутся папа, мама и бабушка.

Весь день размышляли мы о том, что видели, и подумывали рассказать папе, но поскольку нам было велено никуда не уходить, наши неокрепшие умы находились в тупике. Что показалось бы очевидным кому-нибудь постарше, нам совсем не казалось таким уж лежащим на поверхности.

Вечером мы с Том сидели на веранде и шушукались. К нам вышла бабушка.

— Вы оба-двое целый день ведёте себя как два заговорщика. А я уж больно любопытна, чтобы спокойно на это смотреть.

— Да мы-то что, мы ничего, — сказала Том.

— А я вот считаю, что это неспроста, — бабушка опустилась на подвесную скамейку между нашими раскладушками. — Отчего бы вам не посвятить меня в вашу тайну? Обещаю, ни слова не скажу вашим маме с папой.

Нам, конечно, смерть как не терпелось поделиться с кем-нибудь секретом. Я взглянул на Том, она кивнула. Я кивнул в ответ. Том сказала:

— А вы поклянитесь, что ни за что на свете не скажете, а не то у вас отвалится голова и её сожрут муравьи!

Бабушка прыснула:

— Что ж, не хотелось бы. Так что, пожалуй, поклянусь.

Мы выложили ей всё. Когда окончили рассказ, бабушка сказала:

— Вы не одни тут такие детективы. И раз уж мы все трое ведём расследование, то нам стоит прямо сейчас заключить договор. Всё, что мы узнаем, пусть останется между нами.

— Не знаю, — засомневался я. — А вдруг папе будет полезно что-то из того, что мы выясним?

Бабушка призадумалась. Я знал её достаточно, чтобы понимать: она из тех, кто хочет всегда быть в курсе всего. Так что не удивился, когда она высказала своё предложение:

— Вот что я вам скажу. Давайте-ка оставим это между нами, если — или пока — не наберём довольно доказательств, которые смогут пригодиться папе. Справедливо, ребятки?

Мы согласились, что всё вполне справедливо.

— Тогда заключим договор в таком духе, а не то у нас у всех отвалятся головы и их сожрут муравьи.

Мы поклялись.

Бабушка сказала:

— Была сегодня в городе. Ездила свидеться с мистером Груном. Такой любезный мужчина!

— А вы к нему зачастили, — заметила Том.

— Да уж есть такое.

— Так, значит, вы не думаете, что он как-то связан со всей этой жуткой историей?

— Боже упаси. Ни в коем случае!

— Он в Клане, — напомнила Том.

— Был, — ответила бабушка. — Мы с ним как-то разговорились, и он обмолвился об этом казусе. Сказал, что выбыл из Клана. И подтвердил, что он еврей. Говорит, присоединился в своё время к ребятам без особого размышления. Думал, они стремятся вершить справедливость. Видел он когда-то фильм под названием «Рождение нации» — там клановцев показали хорошими парнями. Но после той ночи с твоим папой, того злосчастного случая, когда повесили Моуза, и разного прочего взяли его сомнения — узнай они, чего доброго, что Грун еврей, мог бы он и сам болтаться в петле. Вот он и вышел из Клана. И балахон свой сжёг.

— Бабуль, — спросила Том, — а он ваш кавалер?

— Едва ли… Ну пока ещё нет. Может, что-нибудь у нас и выйдет.

Том хихикнула.

— Бабушка. Вы уже слишком старая!

— Только по вашим меркам, юная леди. Что скажете, если завтра мы осмотрим и Моузову халабуду, и эту пещеру, и этот колючий лаз?

На следующее утро, когда мама с папой уехали на работу, мы с Том, бабушкой и Тоби забрались в бабушкину машину, захватив её дробовик, и она отвезла нас к лачуге Моуза. На полпути я вспомнил, что забыл дома Библию.

У меня было кое-какое предчувствие насчёт старой хижины и хотелось проверить, что там творится. Но предчувствие оказалось ложным. С гвоздей ничего нового не свисало, и у стены тоже никто ничего не клал. Но обнаружилось и кое-что любопытное. Лодка, которую мы оставили на берегу, вернулась на прежнее место на камнях, а внутри, как и в прошлый раз, лежало весло.

Мы сказали об этом бабушке.

— Ишь ты поди ж ты! — подивилась она.

На минутку заглянули в саму развалюху. Там всё было так же, как вчера, разве что размытая водой фотокарточка в рамке стояла теперь на столе прямо, а потускневшая вырезка из «Сирса и Робака» с заштрихованным карандашом ребёнком куда-то исчезла.

Я указал на это бабушке, и она предположила: