Ванесса Сэвидж - Женщина во тьме

Договорить не успеваю: Патрик выхватывает у меня мобильник и устремляется к лестнице.

– Джо, ты где? Возвращайся немедленно. Настало время узнать правду, всю правду о твоей матери.

Я бросаюсь к мужу, Патрик, спрятав телефон в карман, меня отталкивает. Спотыкаюсь и опять растягиваюсь на грязном полу.

Патрик швыряет в меня ручку.

– Сара, ты вела себя безобразно. Напиши-ка теперь свою строчку на стене.

Значит, снова меня запрет, а сам в таком невменяемом состоянии встретит Джо? Допустить этого нельзя. На нетвердых ногах поднимаюсь по ступенькам, догоняю Патрика у самого выхода, цепляюсь за косяк, но муж с остервенением разгибает мои впившиеся в дерево пальцы. От нестерпимой боли я вскрикиваю.

– Ты останешься здесь.

На этот раз от резкого толчка теряю равновесие, пересчитывая ступеньки, качусь вниз и ударяюсь головой. Она словно взрывается. В глазах темнеет. Стараюсь не отключиться, но сознание уплывает, мысли путаются. «Только не рассказывай правду, не отнимай у меня Джо», – крутится в голове, когда проваливаюсь в забытье.

Джеймс Такер. Так звали того парня, что пригласил меня на вечеринку. Прождав двадцать унизительных минут, я наконец поняла, что он не придет. Тогда я вошла, от обиды выпила три порции текилы и полупьяная, с горящими щеками, собралась уходить. И тут появился Патрик. Черные волосы, темные глаза, высокие скулы и впалые щеки. Мне захотелось запечатлеть его на холсте и любоваться этим красавцем постоянно.

Патрик пригласил меня танцевать, потом, наклонившись, предложил уйти куда-нибудь вдвоем. Я сразу же согласилась. Я не знала его имени, он – моего, но, не раздумывая ни секунды, сказала «да». Он привел меня к себе, уложил на постель, мы уже почти разделись, когда Патрик вдруг спросил, как меня зовут.

Я ни о чем не жалею. Ни об одной минуте. Даже думая, что он никогда не попросит мой телефон и никогда не позвонит, я все равно ни о чем не жалела. Но он записал номер и позвонил. Отвез на побережье, угостил кофе. В машине было тепло, мы разговаривали несколько часов, а за окном бушевал шторм. Я не сводила с Патрика глаз, упивалась его мужественной красотой. Проводив домой, он лишь поцеловал меня на прощание, и прежде чем я услышала в трубке его голос в следующий раз, прошло девять дней. Всего девять дней, но зима уже подходила к концу, из земли пробиваются бутоны нарциссов. Девять дней я ждала, ждала, не ходила в колледж и, заполняя набросками альбом, без конца рисовала полузабытый образ. Подробности той ночи от меня ускользают, но лишь закрою глаза – слышу голос Патрика, чувствую его прикосновения, вспоминаю его запах, теплую кожу, шепот, поцелуи скользящих по телу губ.

Мы встретились в парке, около пруда. Издали увидев Патрика, останавливаюсь как вкопанная: на нем, хоть уже наступил вечер, деловой костюм. На мне же «Мартинсы» и черные легинсы, и вместо духов я благоухаю скипидаром и масляной краской. Разве я ему пара? Но прошло девять бесконечных дней, и я так хочу, чтобы Патрик опять ко мне прикоснулся. Поэтому возобновляю шаг.

Патрик идет мне навстречу, а я – словно кто-то всадил нож в сердце – падаю на скамью. Никакое это не свидание. Приложив палец к губам, Патрик катит перед собой детскую коляску.

Какая же я дура! Я для него девочка на одну ночь, случайная связь, минутная слабость, ошибка.

Как безбожно прийти сюда с ребенком. Это похоже на шантаж: не вздумай рассказать о наших отношениях жене, а то навредишь беззащитному малышу.

Конечно, я никому ничего не расскажу. И что Патрик был моим первым мужчиной, он тоже не узнает. Я ждала тогда неизвестно чего. Когда он подошел, пригласил на танец, взял мою руку и закружил, как в одном старом фильме, я обо всем забыла. Этого я ему, конечно, тоже не скажу.

Патрик оборачивается и машет мне рукой. Подкатив коляску, он вынимает ребенка – ему меньше, чем я думала, месяца два, не больше – и дает мне. Смотрю на малыша и расплываюсь в улыбке.

Он очень похож на Патрика: карие глазки, черный чубчик. Улыбнулся – в беззубом ротике розовые десны, – и потеплело на душе. Мне всего девятнадцать, а я так хочу, чтобы этот мальчик вдруг оказался моим сыном. Наверное, после той единственной ночи во мне подспудно зрело желание родить ребенка. Ребенка Патрика.

Он садится рядом на скамью.

– Это Джо. Его мать умерла.

Пытаюсь повернуть голову – и от пронзившей ее боли вырывается стон. Трогаю место ушиба – оно влажное. «Кровь», – догадываюсь я и, опять отключаясь, чувствую: чьи-то пальцы заталкивают мне в рот таблетки. Меня то морозит, то бросает в жар. Нет сил встать, не могу даже сесть. Скрючившись, лежу на холодном мокром полу и плачу.