Тесс Герритсен - Смертницы

– Вы это можете определить по татуировке?

– Это не совсем обычная татуировка.

– Что же в ней особенного?

– Она не на руке, а на спине. В морской пехоте их называют тавро, они помогают идентифицировать трупы. При взрыве запросто может оторвать конечности. Поэтому многие солдаты предпочитают делать татуировки на груди и спине.

Силвер поморщился.

– Ужасно!

– Зато практично.

– А скорпион? В нем тоже есть какой-то смысл?

– Мое внимание привлекла цифра тринадцать, – объяснил Габриэль. – Она вот здесь, в центре кольца, которое образует хвост. Думаю, она означает принадлежность к тринадцатому батальону.

– Это что, воинская единица?

– Экспедиционный полк морской пехоты. Особого назначения.

– Вы хотите сказать, что убитый – бывший морской пехотинец?

– Бывших морских пехотинцев не бывает, – заметил Конвей.

– Ну да. Конечно, – поправился Силвер. – Он погибший пехотинец.

– И вот теперь мы подходим к детали, которая беспокоит меня больше всего, – продолжал Габриэль. – Его отпечатков пальцев нет ни в одной базе данных. Этот человек не состоит на учете в армии.

– Тогда, возможно, вы ошибаетесь насчет значения его татуировки. И двойного патрона.

– Или, напротив, я прав. И его отпечатки были намеренно стерты из системы, чтобы исключить возможность его опознания силами правопорядка.

В кабинете повисло долгое молчание.

У Силвера округлились глаза, когда он понял, к чему ведет Габриэль.

– Вы хотите сказать, что одна из наших разведывательных служб стерла из системы его отпечатки?

– Чтобы скрыть факт секретных военных операций на территории нашей страны.

– И кого вы обвиняете? ЦРУ? Военную разведку? Если он один из наших, мне об этом точно ничего не докладывали.

– Кто бы ни был этот человек, на кого бы он ни работал, теперь совершенно очевидно, что он и его сообщник появились в больничной палате только с одной целью. – Габриэль перевел взгляд на Конвея. – Вы входите в состав сенатской комиссии по безопасности. У вас есть возможность это выяснить.

– Но я не допущен к такого рода информации. – Конвей покачал головой. – Если одна из наших служб заказала убийство этой женщины, разразится серьезный скандал. Заказное убийство на территории США?

– Но сценарий убийства был нарушен изначально, – сказал Габриэль. – Они не смогли завершить операцию, потому что вмешалась доктор Айлз. И объект их охоты не только выжил, но еще и успел захватить заложников. Теперь это получило огласку. Представляете себе заголовки газет? "Крах секретной операции". Факты все равно выплывут наружу, так что, если вам что-нибудь известно об этом, можете рассказать мне. Кто эта женщина, и почему нашей стране понадобилось убивать ее?

– Это простое предположение, – сказал Силвер. – Вы пытаетесь связать события слишком тонкой нитью, агент Дин. Татуировка и пули еще не доказывают, что речь идет об убийстве по заказу правительства.

– Моя жена в заложниках у этих людей, – тихо произнес Габриэль. – Я готов отрабатывать любую версию, пусть даже самую хрупкую. Я должен понять, как действовать, чтобы обойтись без жертв. Я хочу только одного: чтобы никто не пострадал.

Силвер кивнул.

– Мы все этого хотим.

Уже стемнело, когда Маура свернула на Бруклин-стрит – улицу, где она жила. Она ехала мимо знакомых домов, знакомых дворов. Все тот же рыжий мальчишка пытался закинуть мяч в баскетбольную корзину, подвешенную над гаражом. И, как всегда, промахивался. Все выглядело в точности как вчера – обычный летний вечер в пригороде. И тем не менее сегодня все было по-другому. Сегодня она не станет пить прохладное вино и читать глянцевый журнал. Как можно предаваться привычным радостям, зная, что приходится переживать Джейн?

Если она вообще жива.

Маура заехала в гараж и прошла в дом, окунувшись в блаженную прохладу кондиционированного помещения. Она не собиралась надолго задерживаться; домой она приехала, только чтобы перекусить, принять душ и переодеться. Но даже и за эту короткую передышку ей было стыдно. "Захвачу сандвичи и для Габриэля", – подумала она. Хотя и сомневалась, что он способен думать о еде.

Только она вышла из душа, как раздался звонок в дверь. Накинув халат, она поспешила в прихожую.

На пороге стоял Питер Лукас. Сегодня утром они уже виделись, и, судя по его мятой рубашке и воспаленным глазам, день у него выдался тяжелым.

– Прошу прощения за беспокойство, – начал он. – Я пытался дозвониться вам.