Кристина Старк - Аспид [litres]

– Пожалуйста, оставь картину в покое, – проворчала я, схватила полотно и унесла его в дальний угол гостиной. – Я заберу ее с собой, чтоб ты ее не угробила. Заплачу позже.

– Не выйдет, – ответила Анджи. – У Гэбриэла аллергия на мои краски. У него всегда глаза краснеют и начинается кашель, когда он сюда заходит. Так что лучше выкинь ее по дороге в кусты…

Я натянуто улыбнулась, обхватила себя руками – неконтролируемый жест самозащиты – и призналась:

– Гэбриэл тоже уехал. И тоже не вернется.

Анджи развернулась на пятках. Я отвела глаза, не решаясь встретиться с ней взглядом. Потом отошла к окну и рассказала обо всем, что произошло, не особо рассчитывая на понимание. Знала, что ей будет трудно понять меня. Любому, кто не лежал на земле, истекая кровью, будет чертовски сложно понять, почему я так бескомпромиссна и тверда в своем решении.

– Думаешь, я сумасшедшая? – спросила я. – Чокнутая, которая пошла на принцип?

Анджи подошла ко мне и вытянула руку. Я напряглась, ожидая в ответ чего угодно. Может быть, даже пощечины за любимого брата. Но она просто протянула мне бумажную салфетку и предложила вытереть слезы, которые, оказывается, стекали по моим щекам.

– Я думаю, нам, женщинам, стоит прекратить винить друг друга, чернить, критиковать и попытаться просто понять. Протянуть руку. Подставить плечо. И тогда мир станет намного, намного лучше.

Мы провели остаток дня, сидя в креслах, закутавшись в одеяла и поедая остатки торта так сосредоточенно, словно торт мог решить все проблемы. Две сироты, внезапно лишившиеся всего, что имело значение. Две разбитых тарелки, пытающиеся склеить друг друга. Две птицы, жмущиеся друг к другу под проливным дождем…

– Тебе правда понравилась картина?

– Очень.

– Тогда я дарю ее тебе, – сказала Анджи, кивая на холст. Потом помолчала и добавила: – Где-нибудь в параллельном мире у Бога есть не Сын, а Дочь. И это Она страдала, чтобы сделать мир лучше. И это Ее распяли на кресте.

– А сам Бог в этом параллельном мире – красивая чернокожая бисексуалка, – добавила я задумчиво.

– А Змей соблазнил не Еву, а ее мужа, – сказала Анджи, помахивая вилкой. – Это Адам слопал яблоко и глазом не моргнул, засранец.

– Именно. За что теперь все его сыновья страдают от похоти, агрессивности и волосатости.

Анджи рассмеялась и продолжила:

– А может, это был и не Змей вовсе. А овечка. Черная овца с красными глазами и пентаграммой во лбу выглянула из кустов и сказала: «Але, чувак, плод с Древа познания интересует? Недорого, свежее, только с огорода».

– А любимица Богини – как раз змея, которую она носит на шее вместо ожерелья! – заключила я.

– Да! – кивнула Анджи. – Вот как все может быть в той параллельной реальности. С ног на голову.

– Или с головы на ноги, – сказала я, и мы рассмеялись.

– Знаешь, что во всей это истории с грехопадением – самое гадкое? – спросила Анджи, глядя в потолок.

– Что?

– Поступок Адама. Когда Бог спросил у него, не ел ли он плоды с запретного дерева, Адам сразу же указал на Еву. Свалил на нее всю вину и глазом не моргнул. Вот. Наверно, я бы на месте Евы не слишком расстроилась, будучи изгнанной из рая. Чего стоит рай, если рядом с тобой – мерзавец, который не любит тебя?

– Он ничего не стоит, – кивнула я, сглатывая вставший в горле ком.

Торт закончился. День тоже. Я вернулась домой и долго стояла у окна, вглядываясь во мрак за окном. Ноябрь был почти на исходе. Близилась зима, а там и до Рождества рукой подать.

Я отпущу домой телохранителей и встречу его с Анджи, дочкой, прыгающей в животе, и большой тарелкой картофельного салата. Дни станут короче оленьего хвоста, с океана подует ветер, киты приплывут в южную бухту. Мы с Анджи снова съедемся, украсим дом, повесим на дверь венок из остролиста, перевитый красными лентами, посадим в саду розовые цикламены, которым не страшны заморозки. Она будет рисовать картины, я буду готовить баранину с розмарином и солить лосося. Местные будут думать, что мы лесбиянки. В магазины завезут клюквенное варенье, хлопушки-крекеры и гусиный жир, на котором к Рождеству надо обязательно пожарить картошку. Я повешу картину с женщиной-Иисусом в гостиной и придумаю дочери имя.

И все будет хорошо.

А если не хорошо, то как-нибудь.

В декабре я перевела практически все деньги, которые мне когда-то вручил Сет, на счет Харта и осталась на мели. Уроки музыки, которые я начала давать местным детям, приносили копейки. Я связалась с коллегами-пианистами, с которыми когда-то вместе училась, и мы открыли небольшую онлайн-школу. Записали мастер-классы и пособия для желающих освоить игру на фортепиано. Денег стало чуть больше, но не настолько, чтобы я могла себе позволить и дальше жить у Харта. Анджи предложила мне переехать к ней и не платить Гэбриэлу вообще ничего, но мне было страшно перебираться в менее защищенное место. Мир пугал меня. Я знала, что в любой момент может случиться что угодно. Похищение, покушение, убийство. МакАлистерам точно не по нраву ни я, ни мой ребенок. Стаффорды тоже от меня не в восторге: вполне могут сделать меня разменной монетой в своей игре, если им понадобится такая монета.